— Колодце? Возможно, но я не вникаю в хозяйственные дела. Колодцы обыкновенные, мне думается. И смею напомнить, что Замку менее ста лет. Впрочем, как посмотреть, как посмотреть… — пан Сигизмунд намекал, что понятие «старинный» у дворян в третьем поколении и у дворян родовитых разное.
— Ну, хорошо, — я поднялся. — Пойду совершать вечерний моцион. Где вы посоветуете мне гулять, пан Сигизмунд?
— Гулять?
— Обязательно. Полчаса перед сном творят чудеса. Оно и в геморроидальном отношении полезно — гулять.
— Здесь так не принято… Вокруг Замка, разве.
— Отлично. Вокруг Замка. И не заблужусь, — я пошел к выходу.
Далеко не ушёл.
— Позвольте составить вам компанию, — догнал меня доктор.
— С превеликим удовольствием.
Действительно, особо не погуляешь. Ни тебе фонарей, ни света из окон, они, окна Замка, были темнее тьмы, только в двух угадывался тусклый свет от одной или двух свечей. Но июньские ночи светлы, и потому можно было идти по дорожке, вымощенной желтым кирпичом, шириной чуть больше аршина.
Я и шёл. Чуть позади держался доктор: рядом и места не было, и негоже мелкому шляхтичу равняться с родовитым бароном. Ну, так он, верно, думал.
— Где мой кучер?
— Не беспокойтесь, господин барон, он и лошади совершенно устроены.
— Вижу, пан доктор, у вас нет своих мужиков и своих лошадей. И первым, и вторым нужен хозяйский пригляд, что в Бразилии, что в Польше, что в России. Иначе забалуют.
— В Польше рабов нет! — сказал пан Сигизмунд.
— Я разве о рабах говорю? Любой хозяин заботится о хозяйстве, каким бы оно ни было. Иначе скоро останешься ни с чем. Дело требует учета и контроля! Любое дело — военное, строительное, банковское. И мелочей нет! Знаете, пан доктор, из-за того, что в кузне не было гвоздя, конь короля Гарольда захромал, и англичане проиграли великую битву. А норманны — выиграли. Не потому, что были храбры, англичане тоже не трусы. Но у норманнов больше порядка. Орднунг!
Пришлось пану доктору вести меня на конюшню.
Не красно поместье господским домом, красно конюшней. А местная конюшня была в упадке. Из полусотни стойл заняты были полдюжины. Лошади, впрочем, сытые и ухоженные.
Селифан был умеренно встревожен, но, завидев меня, успокоился.
— Все ли ладно? — спросил я строго.
— Так точно, ваша милость. Овса лошадям дадено, и меня не забыли, — он показал ломоть хлеба, кусок жёлтого сала и луковицу. Пост постом, а без сала нельзя.
— Веди себя и впредь хорошо, — смягчился я, и мы покинули конюшню.
Что странно — хозяйство, похоже, совсем незначительное для поместья такого размера. Кстати о размерах:
— Могу я спросить, велико ли ваше поместье, господин барон? — поинтересовался доктор.
— Почти полмиллиона деревьев.
— Простите?
— У нас поместья по деревьям считают, в Бразилии. Расчищаешь сельвы, это такие экваториальные леса, сажаешь культурные деревья, гуарану или кофе, и год за годом собираешь плоды. А в душах — двести человек, если по русскому счёту. Много ли душ у моего друга Мануйлы? — спросил я доктора.
— Семьсот, по последней ревизии. Чуть больше.
Семьсот душ — это солидно. Но — не похоже. Не слышно здесь семисот душ.
— И где же они, чем заняты? — продолжил я расспросы.
— Земля местная небогата, и графиня милостиво перевела крестьян на оброк. В Петербурге мужички, в предместьях столицы, в иных местах, даже и с семьями. Здесь остались лишь те, без кого никак не обойтись.
Ну, тогда закрытые ворота объяснимы. Мало защитников. А место хоть и недалеко от тракта, но — глуховато здесь. Глуховато. Тихо.
И, опровергая меня, над замком пронесся вой. Нет, не волчий, в этом я разбираюсь.
— На псарне воют?
— Нет, — рассеянно ответил доктор. — Собак давно нет. Впав в меланхолию, господин Мануйла распродал собак. Или раздарил. Оставил себе легавую, но и та умерла по весне, от старости. Господин Мануйла до сих пор в расстроенных чувствах.
— Если не собака, тогда кто же воет?
— Болотная выпь. Сейчас эта птица редка, в сущности, она почти вымерла, но в округе сохранилось несколько гнездовий. Жутко, не правда ли? Но мы привыкли. К тому же она долго не кричит, выпь.
И в самом деле, до самого конца прогулки над Замком висела тишина.
Никаких колодцев доктор мне не показал, да я и ничего бы не разглядел.
Когда туман, переваливая через стену, повалил во двор, я решил, что погулял довольно. Доктор, чувствуется, обрадовался: гостеприимство тоже имеет пределы.
— Гектор проводит вас в отведенный покой, — сказал он на прощание.
Гектор, теперь уже с одной свечой, повёл меня недалеко. Второй этаж, третья дверь налево.
В комнате меня ждал Мустафа.
— Каковы впечатления? — спросил я его по-португальски.
— Думал, придется сражаться, — безмятежно ответил он.
— Может, ещё и придется.
— Вот, господин барон, — сказал по-русски Гектор, — если что понадобится — позвоните в колокольчик.
Но колокольчика не было.
Старый Гектор, да.
— Ступай, — отпустил я лакея. Тот, помешкав, вышел вон.
Было видно, что комнату готовили спешно. Пыль, спертый воздух, небрежно перестланная постель.
Не рассчитывали хозяева на ночёвку гостей, не рассчитывали. Так мне Мустафа и сказал.