…Вот, скажем (Сборник)

…Вот, скажем, израильский полицейский К. останавливает на дороге явно превышающего скорость пианиста Ш. Пианист Ш. все понимает, но слезть со скутера не может: к его спине примотана монтажной лентой гигантская человекообразная плюшевая собака, а к спине собаки примотан десятикилограммовый пакет апельсинов, который, в свою очередь, для сохранности примотан к сиденью скутера. Пианист Ш. начинает извиняться и просит быстренько выписать ему штраф, а потом отпустить – он едет на день рождения к дочери, везет подарок и сырье для соковыжималки. Израильский полицейский К. говорит, что тоже все понимает и у него своих трое, но правила есть правила: пока человек не слезет со скутера, он не может выписывать штраф, а то вдруг этот человек как рванет… Пианист Ш. объясняет, что он не рванет, ему это невыгодно, он едет на день рождения к дочери, вот подарок, вот апельсины, он опаздывает, ему голову проедят, он просто хочет получить штраф и медленно-медленно ехать дальше. Израильский полицейский К. говорит, что ему тоже голову проедят, он опаздывает на похороны и очень хочет просто выписать штраф и тихо ползти в направлении кладбища, но, пока человек не сойдет со скутера, этот план невыполним. Сейчас мы порежем монтажную ленту, пианист Ш. слезет со скутера, и мы все спокойно сделаем – тем более что начать день рождения можно и без апельсинов, а подарок никуда не убежит. Тогда пианист Ш. предлагает израильскому полицейскому К. «маленький рефрейминг»: вот гигантская человекообразная плюшевая собака, она едет на день рождения к дочери, везет еду и апельсины. Нельзя начать день рождения без стейка, гигантская дочь гигантской человекообразной плюшевой собаки сидит там голодная вместе со всеми своими гигантскими маленькими гостями, ждет свою еду – то есть его, пианиста Ш. Без апельсинов еще как-то, но неужели израильский полицейский К. позволит гигантским человекообразным плюшевым щеночкам сидеть голодными? Израильский полицейский К. уже сдался, он уже выписывает штраф, и от благодарности пианист Ш. чувствует себя обязанным поддержать разговор, он спрашивает, кого израильский полицейский К. собирается отправить сегодня в последний путь. «Явно не того человека», – бурчит израильский полицейский К., а пианист Ш. сочувственно говорит: «Ну ладно, не надо так. Не всю же жизнь вы будете полицейским. Может, вы еще учиться пойдете, может, все еще наладится…» Тогда израильский полицейский К. сует в карман уже почти довыписанный штраф, прячет ручку и начинает снова требовать, чтобы пианист Ш. слез со скутера. И все это время гигантская человекообразная плюшевая собака сидит, нервничает, ничего не понимает.

* * *

…Вот, скажем, жена поэта К., позвавшая гостей отмечать Масленицу, старательно заполняет в ноутбуке таблицу с фамилиями в строчках и краткими наименованиями запланированных наполнителей в столбцах, крестиками помечая, какие из наполнителей согласуются с чьими вкусами, диетами, привычками, аллергиями, идиосинкразиями и религиозными установками. В отдельных столбцах проставляется ориентировочное число необходимых каждому блинов, которое, в свою очередь, умножается на некий тайный коэффициент для расчета требующегося количества водки. Закончив расчеты, жена поэта К. озабоченно велит мужу: «Паша, четыре блина лишние, пойди съешь!»

* * *

…Вот, скажем, в узкой компании заходит разговор на очевидную тему, и все рассказывают, как им повезло: одному повезло, что прадедушка, белый генерал, вопреки семейному скандалу, женился на юной революционной еврейской девушке, так что теперь, по закону о репатриации… Словом, повезло. Другому тоже повезло: сестру дедушки записали в паспорт как еврейку, поэтому, когда восстанавливали утерянные в войну дедушкины документы… И вот теперь, по закону о репатриации… Третьему повезло не меньше: бабушка жены, чистокровная башкирка, на старости лет вдруг тронулась постсоветским умом и со всеми положенными ритуалами прошла гиюр, так что теперь, в соответствии с законом о репатриации… А четвертый говорит: а мне вчера в «Дошираке» попались два пакетика бульона вместо одного. Повезло! И это очень для всех неловкий момент, конечно. Но по-своему приятный такой. И от этого, между прочим, еще более неловкий. Но приятный же, ну.

* * *