Вот так мы теперь живем

Общее мнение Сити гласило, что Великая Южная Центрально-Тихоокеанская и Мексиканская железная дорога – дело самое выгодное. Все знали, что мистер Мельмотт с жаром включился в предприятие. Многие уверяли, что железная дорога – детище самого мистера Мельмотта, что он ее изобрел, разрекламировал, вдохнул в нее жизнь и начал продавать ее акции. Хотя такие разговоры были очень несправедливы по отношению к Великому Фискеру, популярности концерну они только добавляли. В железной дороге от Солт-Лейк-Сити до Мехико, безусловно, было что-то фантастическое. Наши братья-американцы с далекого Запада, как принято считать, наделены богатым воображением. Мексика никогда не славилась среди нас финансовой надежностью или той стабильностью, которая дает четыре, пять или шесть процентов с пунктуальностью часового механизма. Однако вот Панамская железная дорога, небольшое предприятие, приносившее двадцать пять процентов. Вот великая железная дорога через континент в Сан-Франциско, на которой сделаны огромные состояния. Полагали, что знающие люди могут заработать на Великой Южной дороге не хуже, чем на других своих спекуляциях, и эту веру, безусловно, внушало участие мистера Мельмотта. Мистер Фискер, убедив своего партнера, Монтегю, порекомендовать его великому человеку, и впрямь «отрыл нефть».

Сам Пол Монтегю, которого нельзя было отнести к знающим людям, не мог понять, как продвигается дело. На регулярных собраниях совета, который никогда не заседал долее получаса, Майлз Грендолл зачитывал два или три документа. Мельмотт произносил несколько неторопливых слов в том смысле, что дела идут лучше некуда, после чего все со всем соглашались, кто-то что-то подписывал, и совет расходился. Полу Монтегю все это очень не нравилось. Он не раз и не два пытался приостановить ход заседания не потому, что возражал, а «просто из желания разобраться», но брезгливое молчание председателя выбивало его из колеи, и он не находил в себе сил преодолеть сопротивление коллег. Лорд Альфред Грендолл объявлял, что «не видит в этом нужды». Лорд Ниддердейл, с которым Монтегю довольно коротко сошелся в «Медвежьем садке», толкал его локтем в бок и советовал помолчать. Мистер Когенлуп произносил короткую речь на беглом, но ломаном английском, заверяя комитет, что все делается заведенным в Сити порядком. Сэр Феликс после первых двух заседаний больше не появлялся. И так Пол Монтегю, чувствуя мучительный груз на совести, продолжал числиться одним из директоров Великой Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороги.

Не знаю, облегчало или отягчало этот груз то обстоятельство, что немедленные финансовые результаты были самые приятные. Компания не просуществовала еще и шести недель – во всяком случае, если считать с того дня, когда к ней присоединился Мельмотт, – а ему уже дважды говорили, что он может продать пятьдесят акций по сто двенадцать фунтов десять шиллингов. Пол даже не знал, сколько у него акций, но оба раза соглашался и на следующий день получал чек на шестьсот двадцать пять фунтов – столько составляла выручка от превышения номинальной цены в сто фунтов за акцию. Предложение всякий раз передавалось через Майлза Грендолла. На вопрос, как распределены акции, тот отвечал, что все определится вложенным капиталом после окончательной продажи калифорнийской собственности.

– Но судя по тому, что мы видим, – сказал Майлз, – вам нечего опасаться. Вы в самом выгодном положении. Мельмотт не советовал бы вам продавать акции постепенно, если бы не рассчитывал, что в вашем случае это будет верный доход.