Вот в чем фокус

Прихожу домой, принимаю спиртяшки, ложусь на тах­ту и задумываюсь... Поскольку у меня на работе голова отдыхает, я ее дома специально нагружаю размышле­ниями, чтобы форму не теряла. Размышляю: откуда у нас выскочки берутся? Кто пример показал? С кого началось?

И тут сын, школьник, подходит, с книгой в руках. «Вот,— говорит,— папа, правда, здорово?» — «Что здо­рово?» — «Архимед».— «Что Архимед?» — «Ну, как он свое открытие сделал. Лежал в ванне, вдруг как выско­чит из нее, как закричит: «Эврика!» Это значит — от­крыл!»

Я говорю: «Ты мне с древнего не переводи, еще помню». И вдруг соображаю: выскочил и заорал... Да ведь это он и есть: самый первый в мире выокочка. С него и началось! Его бы тогда остановить, одернуть, пристыдить — на нем бы и кончилось. Некому было. Меня там не было. Был бы я у него в квартире, когда он выскочил и «Эврика!» закричал...

Я бы ему сказал: «Ты чего кричишь? Чего выскаки­ваешь? Ну, сделал открытие. А ты его зарегистрировал? Ты его в четырнадцати экземплярах размножил? На отзыв в пять институтов и три министерства послал? Нет? Подожди, а диссертацию ты по нему защитил, по этому крику? Еще не успел? Так вот, сначала защити, а потом и кричи. На банкете. «Спасибо руководите­лю!» — кричи. «Благодарю оппонентов!» — кричи. «За здоровье соавторов!» — кричи».

Кстати, а где твои соавторы? Ах, ты там, в ванне, один лежал, один думал... А кто тебе воду в нее на­пустил — об этом ты подумал? Правильно, бери началь­ника горводопровода в соавторы. Емкость эта откуда у тебя взялась? Краны кто поставил? Душ привинтил? Видишь, сколько народу набирается. В науке, дорогой Архимед, в одиночку нельзя. Только вместе. Один от­крытие делает, другой воду льет. А вместе вы — друзья-единомышленники. Как сообщающиеся сосуды. Ты со­суд, и он сосуд, и тот сосуд, и этот сосуд, и все вместе науку сосут. Спокойно, без крика. А ты кричишь. Из ванны выскакиваешь. Кстати, а почему ты в ванне ра­ботаешь? Что ты хочешь этим сказать? Что, у тебя ка­бинета нету? Лаборатории? Поступай в нашу. Не шуми — создадут условия. А ванна — это не место для научной работы. Ты не один. За дверью, может, сосед с лавровым веником стоит, тоже хочет попариться, древнеримскую пыль соскрести... Ах, у тебя соседей нет? Персональная ванна — и это еще в те времена, когда кругом рабство? Возвысился над людьми, лежишь один и всему человечеству законы выдумываешь. Знаешь, что я тебе скажу: иди-ка ты в баню. Там работай, там, в народной гуще, выдумывай. Там, если и ничего не вы­думаешь, так хоть спину кому-то потрешь — все польза

Хотя нет, тебя в жизнь выпускать опасно. Ты же выскочка, ты оригинал.

Серьезный человек в ванне что делает со своей го­ловой?

Он ее скребет. А ты ею думаешь.

Серьезный человек в ванне что делает со своим те­лом? Он его мочалкой жучит. А ты его погружаешь.

Серьезный человек в ванне моется, стирает. В край­нем случае, ногти стрижет. А ты в ней открытия дела­ешь. В ванне только одно открытие можно сделать — открытие дырки, чтоб грязная вода утекла.

Серьезный человек в ванну идет, как на праздник, а ты — как на работу. Ну, почему ты в ванне работаешь?

Почему?.. Ах, тебе так удобней. Что, действительно удобно? Вообще, в этом что-то есть. Поработал, а за­одно и помылся. А может, и наших ученых на этот способ перевести? Архимедовский почин: «Все — в ван­ну!» Правда, целый институт в ванну не впихнешь. Бас­сейн нужен. Олимпийских размеров. Строим бассейн. Вызываем кандидатов наук: «На старт! Внимание! Марш!» Поплыли. На финише — судьи: открытие сде­лал? Сделал — выскакивай, кричи «Эврика!», выжимай плавки. Не сделал? Поплавай еще. Говорят, человек на плаву может продержаться самое большее двое су­ток. И то если бревно подвернется. Ну, я думаю, в большом научном коллективе бревно всегда найдется, и не одно. Так что получаем гарантию: каждые двое суток от каждого ученого будем иметь открытие. А куда деваться, если создана такая творческая обстановка: или ты Архимед, или утопленник.

Чувствуешь, какие идеи рожаю, какие «эврики»? Но, заметь, не кричу, не выскакиваю. У нас не принято, у нас — наука. У нас коллектив — огурцы в бочке. Мы, если разом рявкнем: «Эврика!» — бочка лопнет. Кому это надо!

Твое открытие во сколько обошлось? Кубометр воды — две копейки. А в нашу бочку знаешь сколько народных денежек вбухано? Вот о чем кричать надо. А ты о чем кричишь? Так что иди, домывайся и больше не шуми. Не пугай человечество, не будоражь коллективы. Ар­химед...

Говорят, с книгами полегче стало. Не знаю. С неко­торыми, может, и полегче. А хорошую книгу по-преж­нему приходится с бою брать.

Допустим, подхожу к магазину, а там толпа. «Кого дают?» — «Блока».— «Сколько?» — «Сто штук». Прики­дываю, а нас сотен пять, не меньше. Сосредоточиваюсь, вхожу в образ: специально немножко зверею, упрощаю речь...