Вот жизнь моя. Фейсбучный роман

Когда в журналах, на фестивалях, в премиальных жюри привечают «своих», а «не своих» в упор не видят, таких вопросов не возникает: в конце концов, межклановую конкуренцию и литературную борьбу еще никому отменить не удалось. Но за что же былое-то так; и особенно досадно, что намерение переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал[609], исходит сейчас не от чинуш с докторскими степенями и не от каких-то там отморозков, а от людей очень даже рафинированных, с прекрасной филологической выучкой. Которые – я сейчас имею в виду ряд авторов журнала «Воздух»[610], интернет-ресурса «Colta»{1} и издательской империи «НЛО» – стремятся не только извлечь из забвения подземную классику XX века, за что честь им и хвала, но и вытеснить ею те имена, что уже несколько десятилетий у всех на слуху. Леонид Аронзон[611], кто бы спорил, поэт достойный, но только зачем его стихами выталкивать стихи Давида Самойлова[612], а ведь выталкивают же.

Неужели, по дурной отечественной традиции, у нас, как и почти столетие назад, вновь воспроизводится коллизия нестареющего студенческого анекдота? Ну, вы помните, конечно…

Экзаменатор, потеряв надежду хоть чего-нибудь добиться у экзаменуемого, спросил: «Ну, а Льва Толстого-то вы, по крайней мере, знаете?» И услышал в ответ: «Э, профессор… У вас своя компания, а у нас своя».

* * *

«Не хотите ли вы поехать на Пушкинский праздник в Михайловское?» – позвонили мне несколько лет назад.

Как не хотеть! В тех местах я, конечно, бывал, но еще в поздние 1970-е, когда в Успенском соборе пел Иван Семенович Козловский, а во всем Пушкиногорье царил и правил Семен Степанович Гейченко[613]. И праздник помню – бескрайнюю-бескрайнюю поляну, на которой собирались тысячи, без преувеличения, человек, с детьми, с внуками, с родственниками и сослуживцами, – чтобы послушать стихи.

Стихи, естественно, звучали тогда разные – от прекрасных до совсем, что называется, не в ту степь, хотя тоже патетических.

«А сейчас, – говорят мне, – мы кое-каких не возьмем, так что с вами поедут только хорошие поэты». И группа наша, действительно, подобралась что надо.

Пристрелочную встречу в Пушкинских Горах провели вроде бы неплохо, и вот он – сам праздник. Занимаю место на скамеечке поближе к дощатым подмосткам, откуда стихи пойдут, оглядываюсь… Ну, не тысячи уже, конечно, но все-таки сотни ни в чем, как я обычно говорю, не повинных людей, куда больше, чем могли бы вместить Дом литераторов или Политехнический. Ждут, а поэты…

Поэты – будто назло, будто в видах эстетического протеста – читают только то и только так, как привыкли они читать в «Билингве», скажем, или в «Даче на Покровке», где сходятся только свои, понимающие, числом человек тридцать. Один поэт решил на поляне показать что-то эзотерически глубокое, другой блистательно ерничает, третий пустился в фельетонную публицистичность о том, что не надо, мол, детей Кавказа и Центральной Азии называть «чучмеками», и тогда на это еще один, уже псковский стихотворец, ответствовал в рифму, что русских-де тоже всюду обижают… В другом месте и в другое время тут, может быть, что-то и заискрило – но не на поляне же и не в день рождения Пушкина.

И провал был бы полным[614], не спаси положение Владимир Андреевич Костров – поэт не самый мною, наверное, любимый, но опытный в обращении с доверчивой публикой[615]. Прочел стихи о том, что жизнь такова какова и более никакова, удачно пошутил, обратился с задушевными строками к Пушкину, к России-матушке…

* * *

«Вот, – говорю я на обратном пути в Москву друзьям-поэтам, – а вы…» Что, впрочем, они… Стихи, какие можно читать глазами, сейчас пишут, причем часто отличные. Стихов, предназначенных для чтения в университетской, предположим, аудитории, тоже предостаточно. А вот так вот… чтобы на поляне, да в полный голос, для тысяч, в поэзии не искушенных, но к ней, хотя бы только в праздник, потянувшихся…

Чего нет сейчас в нашей поэзии, того нет.

Говорят, что писатель перестал быть сегодня властителем дум. А я обычно отвечаю, что это смотря, мол, какой писатель.

Вот Михаил Иосифович Веллер несколько лет назад позвал меня на свой юбилей. Я поинтересовался, где дело будет, и, узнав, что встреча назначена в Большом (и действительно, очень большом) зале Дома литераторов, аж языком прицокнул: «А что ты там делать будешь? Чем людей займешь?» На что старый мой товарищ ответил не слишком определенно: «Поговорим сначала немножко, а потом, как полагается, для своих фуршетик».

Ну, его праздник – его и риски, думаю. А сам движусь потихоньку от «Баррикадной» к Большой Никитской, путь многим известный, и где-то уже в районе Садового все чаще начинаю встречать людей с букетиками и букетищами. Непосредственно же перед входом в ЦДЛ толпа, и оттуда, едва не растерзанный, вырывается Сергей Александрович Филатов. «Даже и не пытайтесь, – на бегу советует он мне. – Просто подарок передайте – и всё».