Вотыты

– Упасть в обморок! Какая посредственность и банальность. И это, с позволения сказать, невоспитанное создание – мой брат. Временами мне кажется, прости, матушка, будто на Лугнасад кто-то подметнул нам ребенка Неба, такая у нас тут нежная Тучка вместо волка.

– Ты не должен так говорить, Мэрвин, – ответила Синни очень устало и несчастно. – Не должен! Это твой родной брат. Хочешь, повторю еще раз?

Лежал Мидир на чем-то мягком и приятно пахнущем, и провалялся бы еще немного или очень много, но в голосе мамы зазвенели слезы, следовало срочно приходить в мир обратно.

– Сам ты тучка! – прохрипел, не открывая глаз, Мидир.

– Сыночек! – уже с явными слезами в голосе позвала мама. – Я думала, не дозовусь тебя! Как ты себя чувствуешь?

– Хор-р-ро-шо почти, – ответил Мидир, хотя и шея, и рука еще болели. Он очень старался быть честным и не огорчить маму одновременно. Это оказалось сложно – и как взрослые все время так себя ведут?

– С ним так всегда, – пренебрежительно протянул Мэрвин. – Дерзит, когда не надо. Если потрясти от души, так очнулся бы уже давно! Вечно, мама, вы оба с ним возитесь!

Мидир с трудом разлепил веки, увидел балюстраду, залитую рассветными лучами, брата, небрежно стоящего подле колонны, стражу позади – и склонившуюся над ним Синни. Мама, кажется, даже держала его голову на коленях! Рука стала болеть меньше, душа успокоилась, страх отступил, утянувшись в тени – спрятался за колонной, у которой стоял Мэрвин.

– Мама! Что пр-р-роизошр-р-ро? Где этот бор-р-рван невоспитанный? – от волнения у него опять прорезалась раскатистая «эр» везде, где надо и не надо.

– Невежливый волк, дерзнувший оскорбить королеву рукой и словом, там, где ему и положено быть, – ледяным голосом отбрил Мэрвин в привычной манере – так, что вроде бы и ответил, и не ответил одновременно.

Переспрашивать после подобного словесного выверта Мидир решался не всегда, а сегодня и вовсе не хотелось. Мама была рядом, в безопасности, в окружении стражи, и она волновалась за него! Все остальное осталось в той темной воде, отступающей так же быстро, как и забывающейся.

Синни, правда, почему-то помрачнела, опустила взгляд. Видно, убедившись, что с Мидиром все хорошо, мама снова отвлеклась на старшего.

– Его бы хоть расспросили, Мэрвин.

– Зачем? – дернул плечом брат.

 – Это обычное дело в любых неясных обстоятельствах!

Сердце неприятно кольнуло, но протестовать второй принц не стал, в конце концов он все еще лежал на маминых коленях. И отсюда Мидиру сразу стало понятно: заводить разговор с Мэрвином на эту тему так же бесполезно, как с отцом. Засмеют в лучшем случае, а в худшем еще и сладкого лишат за глупости и несознательность!

– О чем допрашивать безумца? О том, что он, по его словам, разделил ночь с королевой? – полностью оправдывая ожидания, Мэрвин фыркнул. – О том, что королева пообещала ему еще одну встречу? Это при том, что все знают, как Джаретт охраняет супругу! Как вы оба любите друг друга!

Мэрвин нередко говорил о матери так, словно ее не было рядом, то ли подчеркивая, насколько его родители недосягаемы для обычных ши, то ли стараясь отдалиться от них самому, Мидир еще не понял. Понимать сейчас вообще было трудно, он потер шею и вновь промолчал, а мама продолжила с горячностью:

– Ведь он был уверен в том, что сказал! Он молодой и глупый! Вы могли бы проявить милосердие! Неосторожные слова не стоят необратимого наказания!

– Милосердие – это слабость, мама, недопустимая для правящего Дома, тем более, мы поступаем еще довольно мягко и уже давно поступились пещерными правилами неблагих или фоморов, – наставительно поднял палец. – У нас все законно!

Мидир покрутил головой, недовольный оттого, что опять не понимал, о чем толковали глупые взрослые. Брат наконец соизволил заметить его больше, отреагировал почти персонально:

– Мог бы и отца позвать, – дернул плечом на его попытку привстать. – Джаретт Великолепный остался сильно недоволен тем, что в решающий момент ты позвал Киринна. Впрочем, как сказал отец, радует, что ты воспользовался мыслесловом.

– Я еще тебя и не так удивр-р-рю! – Мидир обещал не столько брату, сколько себе и расстроенной маме.

– Не пыхти так угрожающе, а то опять от нежных чувств в обморок упадешь, – Мэрвин посмотрел на мать и слегка смягчился, вновь посмотрев на Мидира. – Уже удивил. Я, помнится, эту магическую технику только в восемнадцать лет освоил, что уже считалось невероятно рано… Отец! – склонился Мэрвин в поклоне.

Мидир поразился, что не услышал шагов и не почуял запаха. Все это, как и каменное лицо Джаретта, говорило о крайней степени раздражения. В ответ на строгий взгляд отца второй принц подскочил со скамьи, где, оказывается, лежал на материнских коленях, и поправил одежду.

– Второго принца тоже возьмите, – махнул рукой король пришедшему следом за ним Киринну. – Пусть смотрит.

Мидир опять не понял, куда его брать, он уже большой и сам умеет ходить, бегать, даже прыгать, если очень будет надо! Вдобавок, Киринн помрачнел в момент, и это тоже было непонятно, необычно и необъяснимо.