Вован и Лексус. По ком звонит телефон

После этого разговора я переживал, как же быть с пленкой. Я ведь не могу выполнить никаких договоренностей, видео у меня не было, да и я не Павел Губарев. На следующий день я открыл новости и узнал, что на Павла Губарева было совершено покушение и он находится в больнице в Ростове.

Это сообщение повергло всех, в том числе меня, в шок. Тем не менее это был повод, чтобы отказаться от предоставления компромата. В течение недели я получал СМС от действующего губернатора Днепропетровщины, где он интересовался, все ли со мной хорошо. Это меня в какой-то степени трогало.

Я понимал, что у Коломойского свои интересы. Но во мне боролись два человека, каждый из которых пытался доказать мне свою точку зрения. С одной стороны, Коломойский — это монстр, пытающийся убить как можно больше русских, дающий по тысяче долларов за пойманного сепаратиста. С другой стороны, Коломойский — это единственный разумный персонаж в украинской политике, ведь он готов предлагать «Губареву» и другим ополченцам места в парламенте. Мне были понятны его рассуждения в стиле 90-х. Тогда и у нас на Урале многие вопросы решались по одному лишь телефонному звонку, а иной раз и на дворовой сходке. А тут судьба многомиллионного народа решалась двумя индивидуумами за стаканом водки. Правда, один пил из бутылки за тысячу долларов, другой за сто рублей. Тем не менее Коломойский был моим врагом. Мы находились по разные стороны баррикад.

После шведской войны Петр I поднимал первый тост за учителей — за шведов. Так и тут. Я поднимал тост за Коломойского, который учил меня общаться с людьми и уживаться с ними, даже если наши взгляды не сходились. Да, впрочем, и я его многому научил. Никто никогда не позволял себе так с ним общаться. Тех, кто с ним не соглашался, ждала незавидная участь. А тут молодой пацан непонятно откуда указывает ему, как себя вести.

Коломойский понял, что в наше время эти понты из 90-х уже «не катят». Теперь ты сильный, если тебя окружает большинство твоих сторонников, и они могут объяснить твою правоту. А с ним рядом таких не было. Ему хотелось высказаться кому-то в стиле Ивана Васильевича из известного фильма, рассказать, как тяжело быть царем. Беня устал от отношений в стиле начальник-подчиненный, ибо все подчиненные его боялись. А тут появился человек, который общается с ним на равных, без подхалимства и дрожи в коленях. Наше с ним общение длилось два месяца.

Тем временем российские СМИ пытались снимать свои документальные фильмы про Коломойского и придавать ему какой-то статус, мне было очень забавно за этим наблюдать, ведь я знал об этом персонаже всю правду. Чтобы не попасться на том или ином вопросе, я постоянно следил и за Губаревым, и за его заявлениями. Пытался сделать так, чтобы они не противоречили тому, что говорил я, ведь Коломойский тоже отслеживал в Интернете его высказывания и перемещения, читал все российские патриотические ресурсы (в том числе «Русскую весну»). Я же со своей стороны ежедневно ждал СМС от «товарища губернатора».

Я пытался вытащить в скайп еще кого-то из украинских политических игроков. Но Коломойский, видимо, очень ревниво к этому относился и не хотел их звать для общения, потому что понимал: если я буду вести переговоры с кем-то другим, он потеряет свой авторитет и не будет уже уполномоченным, «куратором» этого направления.

Осенью 2014 года в Донецке и Луганске готовились провести выборы. При этом Украина добивалась, чтобы выборы проходили в украинской юрисдикции, а Донбасс и Луганск хотели, чтобы выборы были независимыми, никак не подчинялись украинскому руководству и не были проведены по украинскому законодательству. Коломойский пытался уговорить меня содействовать тому, чтобы выборы все-таки проходили в один день с выборами в Раду. Я сказал, что на такое не пойду, потому что украинская армия не прекращает свои обстрелы. Тогда уже состоялась и первая встреча Путина и Порошенко как президентов, были заключены Минские соглашения. Донбасс, как я уже сказал, не хотел идти на выборы под украинским флагом. А настоящий Губарев свою риторику относительно Минска ужесточал. Говорил, что никогда Донбасс не будет капитулировать перед Украиной. Это мне в определенном смысле мешало.

Я тогда вел переговоры со всеми сторонами конфликта и хотел, чтобы меня позиционировали как нормального переговорщика. А тем временем реальный Губарев делал в СМИ, на публике заявления, которые противоречили моим словам. В таких случаях приходилось ссылаться на то, что, дескать, «это же пресса, и нужно как-то держать лицо, на самом деле все не так, как вы думаете». Более того, я разыгрывал этакого «плохого Губарева» — пьющего, матерящегося. Мало кто знает, что Губарев вообще не употребляет алкоголь. Я пытался так или иначе втереться в доверие ко всем, ведь на меня навалились вопросы обмена пленными и будущего Новороссии.