Вовенарг

Те, кто поверхностно судят о треволнениях и горестях жизни, винят в них нашу суетную деятельность и без устали советуют нам пребывать в покое, черпая наслаждение в самих себе. Они не понимают, что наслаждение есть плод труда и награда за него, что оно само — деятельность, что наслаждаться можно, лишь действуя, и, наконец, что наша душа подлинно обретает себя, лишь когда сполна чему-нибудь отдается. Эти лжефилософы силятся отвратить человека от его назначения и оправдать праздность, но в этой опасности нам приходит на выручку наша натура. Праздность утомляет нас быстрее, нежели труд, и, разуверившись в ее пустых посулах, мы возвращаемся к деятельности. Это не ускользнуло и от внимания тех, кто, пытаясь сгладить крайности философских систем, тщатся примирить взгляды их создателей и найти золотую середину. Такие люди позволяют нам действовать, но лишь при условии, что сами будут руководить нашей деятельностью и определять выбор наших занятий в соответствии со своими видами и мерками; в этом они, пожалуй, еще более непоследовательны, нежели помянутые лжефилософы, потому что хотят заставить нас обрести счастье в подчинении им нашего духа, то есть ставят себе сверхъестественную задачу, решение которой — дело веры, а не разума. К счастью, простое благоразумие не дает нам усугубить их заблуждения.

О НЕСОМНЕННОСТИ ПРИНЦИПОВ⁷

Мы дивимся причудам моды и варварству дуэлей и все еще боремся с некоторыми уродливыми обычаями, чем доказываем их живучесть. Мы изливаем на них все свое негодование, как будто они — единственное зло на земле, и не замечаем, что сами тонем в предрассудках, которые даже не ставим под сомнение. Те, кто подальновидней, сознают нашу слепоту и, проникаясь из-за этого недоверием к самым великим принципам, делают вывод, что в мире все сводится к мнению, чем, в свой черед, доказывают ограниченность человеческого разума. Коль скоро, по их убеждению, сущее и истинное тождественны и лишь выражаются по-раз-ному, следует либо все признать тщетой, либо все же допустить существование истин, не зависящих от наших догадок и легковесных домыслов. Но если несомненно существуют доподлинные истины, значит существуют и принципы, которые нельзя изменять по нашему произволу. Тут, бесспорно, встает одна трудность — как их постичь, но почему рассудок, помогающий распознавать ложь, не в силах привести нас к истине? Разве тень ощутимей тела, ее отбрасывающего, а видимость явственней сущности? Что, кроме заблуждений, есть на свете темного по самой своей природе? Что, кроме истины, есть на свете очевидного? И разве не очевидность истины позволяет нам различать ложь, как свет позволяет различать тень? Одним словом, что значит распознать ложь, как не обнаружить истину? Утрата чего-либо неизбежно предполагает существование утраченного; следовательно, сомнение есть доказательство некой несомненности, невежество — знания, заблуждение — истины.

О НЕДОСТАТКЕ,

ПРИСУЩЕМ БОЛЬШИНСТВУ ЯВЛЕНИЙ

Недостаток, присущий большинству явлений в поэзии, живописи, красноречии, философии и т. д., заключается в их неуместности. Отсюда — искусственная приподнятость и высокопарность в поэзии, диссонансы в музыке, неотчетливость в картинах, притворная учтивость и скучное острословие в свете. Возьмем, к примеру, даже нравственность: как не признать, что в большинстве случаев расточительство — это неуместное великодушие, тщеславие — неуместная гордость, скупость — неуместная предусмотрительность, бравада — неуместная смелость и т. д. Именно этим, а не их природой или отходом от нее объясняются сила и слабость, вредность и благодетельность большинства явлений. Если убрать из жизни большинства людей все неуместное, от нее ровным счетом ничего не останется, и проистекает это не от их неразумия, а от того, что они не властны управлять житейскими обстоятельствами.

О ДУШЕ

У кого нет души, тому и от разума мало проку. Именно душа воспитывает ум и придает ему широту, именно она главенствует в обществе, создает ораторов, дипломатов, министров, государственных деятелей, полководцев. Посмотрите на жизнь света. Что движет молодежью, женщинами, старцами, людьми всех положений, толкая их на интриги и объединяя в партии? Что — ум или сердце — руководит нами самими? Не поразмыслив толком об этом, мы удивляемся возвышению одних или безвестности других и относим на счет судьбы то, что гораздо легче объяснить характером: мы ведь принимаем во внимание только разум, а не свойства души. От нее-то, однако, и зависит в первую очередь наша участь. Нам напрасно доказывают, как важно иметь сильное воображение: я не могу ни уважать, ни любить, ни ненавидеть, ни бояться тех, у кого нет ничего, кроме разума.

О РОМАНАХ⁸

Ложь по природе своей оскорбляет и никак уж не может растрогать нас. Чего, по-вашему, люди так жадно ищут в вымысле? Образ живой и страстной истины.

Мы хотим правдоподобия даже в сказках, и любой вымысел, который не живописует на-^ТУРУ* кажется нам нелепым.