Вовк. О том, как Вовк запутался в Кривомирье

– Блин, выронил где-то, – озабоченно посмотрел по сторонам, как будто ключ только что висел на шее и упал куда-то на лестницу.

Испугавшись по началу, Вова решил, что дома, наверняка, мама. Придётся стучаться. Будет ругать? Ну, и пусть. Ничего страшного. Придумает какую-нибудь отмазку.

Только всё оказалось совсем не так. Поднявшись на свой этаж, Вова увидел, что дверь в квартиру приоткрыта. Никогда ещё такого не было, но ведь день был забит сюрпризами, поэтому Вова не обратил на это особого внимание.

Осторожно переступил порог, уже приготовившись к тому, что мама сейчас же начнёт его ругать. Только коридор был пуст. В квартире царила тишина. Будто никого не было вовсе.

– Ма-ам? – позвал Вовка. Никто ему не ответил.

Тогда, не снимая сандалий, Вова прошёл в зал. Хоть он и был, в точности таким, каким отложился в памяти мальчика, но именно – только таким. Что-то совершенно неуловимое цепляло взгляд, говорило о ненастоящности, каком-то замаскированном обмане.

Опасливо, как будто это и не его дом был, Вова сделал несколько шагов. Он ещё не понял, что этим неуловимым было отсутствие мелочей. Точно крупными мазками была восстановлена обстановка квартиры. Там, где Вовка не помнил, что находилось – всё было смазано. Будто грязным пальцем провели. Тут же ему припомнилось, что и во дворе и на улице он замечал такие пятна.

Та же самая картина предстала перед сбитым с толку Вовкой и в спальне родителей. Мамы нигде не было.

– Мам! – позвал он, – Ма-ам!

Бахвальство и хвастовство, распушённое перед друзьями, пропало. Никогда он не видел свой дом таким… неуютным, пустым. Не родным. Не настоящим! Мурашки пробежали по телу мальчишки. Он выбежал обратно в коридор, почему-то ожидая в любой момент нападения какого-нибудь монстра.

Оставалась только его комната, дверь в которую была закрыта. Пересиливая себя, Вовка подошёл к ней. Едва только он протянул руку, как дверь сама раскрылась. И только это произошло, как его оглушил плач младшего брата.

Вовкина комната выглядела так, будто он никогда в ней не жил. Теперь она стала комнатой Сёмы. В ней всё было для него.

– Мам? – позвал Вова.

Мама сидела к двери, в которой стоял её старший сын, спиной. Она возилась с Сёмой.

– Ма-ам, что с нашим домом? А почему в комнате всё не так, – с надеждой Вовка сделал шаг вперёд. Вот же его мама, она всё разъяснит и всё это исчезнет. И его комната снова станет его. И дом будет уютным, совсем как прежде.

Мама повернулась и посмотрела на Вову недоумённым взглядом. Точно не сразу вспомнила, кто это.

– А, ты. Вернулся, значит, – наконец сказала она, да таким недовольным тоном, что Вовка поёжился, – ну, и где ты был? Хотя, не важно. Ну, оставайся, пока. Вот папа вернётся с работы, тогда и решим, что с тобой делать. Как видишь, это теперь Семёна комната. Даже не знаю где тебе место выделить.

Скривившиеся при виде Вовки лицо мамы, если то была она, разгладилось, стоило только ей вновь глянуть на кричащего и требующего к себе внимания Сёму.

Вовка почувствовал только, как мир вокруг него сделал сальто-мортале, и то же самое проделал кто-то или что-то в его животе. Сердце ударило в гонг, а по ногам растеклась вязкая слабость. Если бы не стена, о которую он облокотился, то точно свалился бы на пол.

– Мам, мам, – тихо позвал Вовка, – это же я, ты что? Мам…

Слёзы покатились из его глаз.

– Мам!

– О, господи ты, боже мой! – раздражённо отозвалась женщина, – я вижу, что ты. Грязный, как трубочист! Как и всегда! Что ты мамсишь?

Она повернулась к Вове.

– Ну, и чего тебе? Если кушать хочешь, на кухне есть еда. И ради всего, убери отсюда свои грязные ноги, не мешай нам с Сёмой. Видишь, что ему внимание моё нужно.

Мама вновь повернулась к Сёме:

– Ти жи мой сладкий, ой-ой, какие глазки на меня смотрят. Ну, что ти, успокоился? Агу-агу. А на того не обращай внимания, скоро он уйдёт. Дя-дя, хороший мой.

Краски поблекли перед глазами у Вовки. Пусть он себе хоть сто раз, – да, хоть тысячу! – говорил, что виноваты родители, что они его не любят, а он не нуждается в их любви, что с лёгкостью Робинзона Крузо проживёт без них – ни один раз из этих чёрных утверждений, ни даже полраза не были правдивыми! Всё была с горяча выпаленная не правда. Жгучая ревность и обида.

И только сейчас, только, когда он увидел маму без любви к нему внутри, только и только сейчас он почувствовал свою неправоту. Всё это – его побег, его мысли, его желания, – всё от самого начала и до конца – было неправдой, понарошку и не должно было так произойти. Ведь он никогда по-настоящему так не хотел! Нет!

Слёзы катились из его глаз, когда он смотрел на маму, отвернувшуюся от него. Он чувствовал, как что-то важное внутри отрывается. Вова не хотел, чтобы оно пропало, оторвалось, а поэтому сжал кулаки и с силой прислонил их к груди, чтобы удержать. Но это что-то было столь уставшим, так слабо! Слабо не от того, что сейчас Вовк увидел, оно ослабло раньше. Сам Вовка его ослабил. Бросил в черноту глубочайшей пропасти. Не спас. Смалодушничал. Испугался. Отвернулся. Убежал.

В груди защемило, Вовка крепко зажмурился.

Чернота закружилась вокруг него.