— Я про тебя, сопляк, всё знаю! И я знаю, что такие отморозки, как ты, и пьют и курят. Так что нечего вводить Арсения Ильича в заблуждение. На что ты ещё мог потратить все деньги?!
— Какие деньги? Нет у меня денег, и не было. А если были, то когда я успел их потратить? Я, после того, как их кто-то украл, никуда не выходил, где потратить можно. Ну вы же знаете, Геннадий Олегович.
— Не потратил, значит спрятал! А потратить собираешься позже! Причём именно на курево и пиво!
— Геннадий Олегович, — очень спокойно сказал Вовка, — я ведь знаю, что вы меня ненавидите. Но это ваше дело. Только вы ведь ничего не знаете. Что ли вы видели, как я своровал сумку?
— Тогда как же она у тебя под матрасом оказалась? — спросил Арсений Ильич. — И потом, с чего ты взял, что Геннадий Олегович тебя ненавидит? С чего бы это ему?
— Есть с чего. С того, что я не захотел быть гадом и доносчиком.
— Ты думай, что говоришь, щенок! — взревел Блинов.
— Геннадий Олегович, успокойтесь, — осадил его директор. Вы, всё-таки педагог, а не… впрочем, неважно.
— Извините, Арсений Ильич, погорячился, — ответил Гоблин. — Просто меня возмутила наглость, с которой этот ворюга отпирается. Мало того, ещё и наговаривает на меня всякое.
— Что ли я наговариваю? — удивился Вовка. — Что ли это неправда? А вот вы на меня наговариваете. Сначала докажите, а потом наговаривайте.
— Я?! Наговариваю?! — снова заорал Гоблин.
— Да, наговариваете. Хотя бы то, что я курю и пью пиво. Вы это видели? А вот Гоблинёныш… ой!.. то есть Колька и курит и пьёт — это все знают. Интересно, где он деньги берёт на отраву?
Вовка заметил, что Гоблин испугался, даже побледнел.
Арсений Ильич это тоже заметил.
— Вам что — плохо, Геннадий Олегович? — спросил он.
— Нет, ничего. Просто перенервничал из-за этого ублюдка. Сейчас пройдёт.
— Геннадий Олегович, выбирайте, всё-таки, выражения. Идите, лучше, успокойтесь. Потом подойдёте ко мне в кабинет. Вова, идём, поговорим там. Я думаю, что в тебе, всё-таки, проснётся совесть. Ты должен понять, какое горе ты доставил Антонине Александровне. Пошли…
…Когда пришли в кабинет, Арсений Ильич сел за стол и, усадив Вовку на стул напротив, начал «воспитательный процесс».
— Итак, Муравкин, Я хочу рассказать тебе об Антонине Александровне, которую ты так жестоко обидел.
— Я её не обижал. Что ли думаете, мне её не жалко?
— Не перебивай, Муравкин. Потом выскажешься, когда я закончу. Так вот, Антонина Александровна одна воспитывает двух маленьких дочек. Зарплата у неё, сам понимаешь, небольшая. Так вот им, из этой зарплаты пришлось целый год откладывать деньги, чтобы накопить на ремонт крыши и крыльца их домика. Ты знаешь, как это трудно? Им ведь приходилось во многом себе отказывать, чтоб накопить те деньги…
Вовка слушал и удивлялся. Ведь во сне старец рассказывал то же самое. И на крыше он поскользнулся, как тогда во сне. Что это? Может это не просто сон? Да и вообще сон-то был, как наяву — совсем на сон не похож.
— …а ты у них отнял всё, что они с таким трудом сумели скопить, — закончил Арсений Ильич.
— Арсений Ильич, вы мне не верите, но нельзя же просто так обвинять, если точно не знаете. Вы знаете, как мне жалко Антонину Александровну?
— Вова, как ты не поймёшь. Что отпираться бесполезно. Все видели, что сумку нашли у тебя. А раз тебе жалко Антонину Александровну, давай поступим так: ты просто отдашь спрятанные деньги и будем считать, что ничего не было. Ну, оступился, что же теперь поделаешь. Давай с сегодняшнего дня ты просто как бы начнешь новую жизнь, с чистого листа.
— Не выйдет, — ответил Вовка.
— Почему не выйдет?
— Потому, что денег у меня нет, и не было. И начинать новую жизнь я не хочу, я и так живу честно, в отличие от некоторых. А сумку кто угодно мог подложить.
— Ну вот, снова «сказка про белого бычка». Понимаешь, я хочу всё уладить миром.
— Я тоже не хочу ни с кем воевать, но придётся. Я обещаю, что деньги вернёт тот, кто их украл. Я узнаю, кто это сделал.
В это время в кабинет вошёл Гоблин. Он уже не был в тех «расстроенных чувствах» и выглядел как обычно.
— Ну как, Геннадий Олегович, немного успокоились? — спросил директор.
— Да, вот валерьянки искушал двадцать капель. Ну, скажу я вам, и гадость, но что делать… Ну так что, продолжает отпираться?
— Как видите. Ещё сказал, будто не он украл деньги, а кто-то другой, и он знает кто.
— Нет, — поправил Вовка, — что ли я говорил, что знаю? Я сказал, что узнаю. А ещё узнаю, кто ему велел украсть и подложить мне сумку, хотя я уже догадываюсь.
Вовка заметил, что при этих словах Гоблин снова побледнел. И тут до него дошло, что, не случайно Гоблин испугался, когда он упомянул Гоблинёныша. «Неужели это Гоблинёныша работа? — подумал он. — И Учитель из сна говорил, что сумку украли по велению Блинова. Неужели это правда?!»
— Ну, ты и наглец! — заорал Гоблин. — Мало того, что совершил гнусный поступок, так ещё и на другого свалить хочешь?!
— Что ли я на кого чего сваливаю? И вообще, надо было следователя вызвать. Он нашёл бы на сумке отпечатки пальцев, а по ним узнал бы, кто вор.