Вовка из нашего класса

Я как-то спросил у папы: вот если был бы этот рай в самом деле, попал бы туда, например, он сам? Папа сказал, что у него до сих пор не было времени ломать над этим голову, но думает, что вряд ли. А уж сам я могу на этот счет не заботиться и успокоиться: кто не похож на святого, то это, оказывается, я! У меня такие привычки, что мне самое место в аду: я даже стану там незаменимым человеком.

То же самое нам с Вовкой сказала и сама Полина Харитоновна: что мы не дети, а сущие чертенята, нам не хватает только рогов, когтей и хвостиков. Мы с Вовкой очень этому обрадовались, сделали себе из пластилина рога и когти, навесили веревочные хвостики и намазались сажей. Потом прятались в котельной под домом, неожиданно оттуда выскакивали и гонялись по всему двору за малышами и девчонками, пока дворник не прогнал нас метлой.

— У них и поп свой есть! — сказал Вовка. — Угадай — кто?

— А почем я знаю….

— Ну, угадай! Хоть сто лет будешь думать — не угадаешь! Знаешь кто? Ленька Косой!

— Врешь!

Ленька Косой был здоровенный такой, мордатый парень. Его все мальчишки знали. Он притворялся слепым, ходил по поездам и пел песню про танкиста, который сгорел в танке. А как только набирал денег, сразу напивался пьяный и орал другие песни: «Гоп со смыком» и «Ой вы, кони мои вороные». Потом ругался и скандалил, пока его не забирали в милицию. Последнее время его было что-то не видно.

Вовка мне объяснил:

— Валентина говорит, что он исправился, стал религиозный и все может понимать: когда будет конец света, как это произойдет и что надо делать, чтоб в это время остаться живым и не умереть, как другие…

— Откуда же он знает?

— Книжка у него такая есть… Старинная… Там все написано. Другие эту книжку не умеют читать, только некоторые умеют. Такие, как Косой или Полина Харитоновна. Ее надо как-то по-особенному читать. Они уже вчера читали, а я подслушал.

— Ну и что там?

Вовка сразу заважничал:

— Ты не поймешь! Например, упадет звезда в воду, и от этого вода сделается вся горькая, понял? Но это, оказывается, не звезда, а бомба. А вода — это море.

— Какое море?

— А я почем знаю. В общем — мура! А так интересно… Например, кто-то поедет на лошадях: сперва на красной, потом на белой, потом еще на какой-то, дальше я не расслышал.

Я спросил:

— Как ты думаешь, зачем Косой в попы нанялся?

— Не знаю, — говорит Вовка. — Наверное, ему надоело ходить по поездам да по милициям сидеть. Он хитрый! Вот сегодня они будут молиться и эту книжку читать. А Косой будет речь говорить. А я буду подслушивать. Прямо кино!

Мне очень захотелось посмотреть, как это будет молиться Ленька Косой, и я спросил:

— Вовк, а мне можно?

— Нет, — замотал головой Вовка. — Это секрет. Мне Валентина за это и рубль дала, чтоб я не говорил. Я и не скажу. Только тебе. Мне вон Сашка Рыбкин и Женя, чтоб я их провел посмотреть, по шесть спичечных коробок давали: рысь, глухарь, спортсмен в лодке, высотный дом…

— Коробки и я тебе могу дать.

— Ну-ка, покажи.

Я дал Вовке коробки, он разглядел их, засовал в карман и сказал:

— Ладно. Приходи часов в семь. Начало ровно в восемь. Да, чуть не забыл! Они еще петь будут! Песни такие — очень интересные! За это с тебя еще один коробок!

Вовка ушел, и я принялся думать о религии. Один раз я сам чуть не сделался религиозным. Но, как сказал папа, это было предпринято в корыстных целях. Все дело в том, что в комнате у Полины Харитоновны давно уже стояла пустая птичья клетка. Я спросил Полину Харитоновну, почему она не посадит туда какую-нибудь птицу. Она сказала, что держать в неволе божью пташку — грех, и богу это неприятно. А раз я считался неверующим, то мне было наплевать, что подумает бог, и я стал думать, как бы заполучить клетку себе. Я намекнул Полине Харитоновне, что клетка мне очень нужна. Она сказала: «Молись богу, он тебе пошлет». Ну, молиться я не стал, а просто сказал ей, что молился, и бог велел, чтоб она мне эту клетку отдала или на что-нибудь променяла. Мол, и ей, и богу будет только выгода: бог сразу перестанет переживать, посадит она пташку в неволю или нет, вообще выбросит это дело из головы и займется чем-нибудь другим. Но Полина Харитоновна, вместо того чтобы отдать мне клетку, побежала жаловаться папе, а тот начал изводить меня всякими насмешками. Вот уж, говорит, никак не мог ожидать, что у меня окажется такой ловкач-сын; что он удивляется, как это я мечтаю стать матросом, когда все наклонности у меня поповские, и, между прочим, из меня получится типичный поп и спекулянт, если я и дальше буду так продолжать. Я обиделся и с тех пор больше ни с какой религией не связывался. А клетку Полина Харитоновна куда-то убрала.

Я пришел к Вовке раньше семи часов. Он открыл мне дверь и сказал:

— Ты чего так рано? У меня еще не все готово. Ну, раз пришел, — заходи. Еще никого нет.

Когда мы зашли к нему в комнату, из-под кровати вылезли Сашка Рыбкин и Женя. Вовка покраснел и говорит:

— Они тоже, оказывается, пришли. Обязательно им хочется поглядеть. Ну, пусть… Чтоб не говорили, что я жадный. Как там — под кроватью?

— Ничего, — сказал Сашка, — как-нибудь потерпим.