Хоттабыч и Федот синхронно пожали плечами. И в этот же миг глаза воеводы удивленно округлились, а колдун спрятал улыбку в пышную бороду. Придворные сидели лицом к проходу, из которого сами появились несколько минут назад. Емеля же был обращен к той стороне спиной и не видел появившегося визиря. Неоднозначную реакцию Хоттабыча и Федота вызвал внешний вид Али Бабы. Закрученные чуть ли не в спираль носы туфель, яркие шелковые шаровары, в каждую штанину которых поместилось бы по три визиря. Распахнутый халат павлиньей расцветки. И раза в два больше обычной, белая чалма. Все это, от ступней до верхушки тюрбана было густо расшито золотом и драгоценными камнями. Завершал картину невообразимый макияж. Контрастирующие белила и румяна, ярко напомаженные губы, зеленые тени на веках, касающиеся висков наведенные стрелки и выглядывающий из-под чалмы кокетливый локон.
— Прости меня, о луноликий, за мое дерзкое опоздание. — Визирь бухнулся в ноги обожаемого повелителя, молитвенно сложив наманикюренные ладони. — Но я руководствовался, о ясноокий, благородным поры…
— Заткнись, жопа, и садись, — Емеля прервал на полуслове любвеобильное извинение визиря. — Ох, и ни хрена себе!
Наимудрейший только сейчас узрел разительные перемены, произошедшие во внешности министра.
— Надергай у павлина перьев и вставь, сам знаешь куда.
— Будет исполнено, о наипрекраснейший из всех когда-либо существовавших, ныне живущих…
— Я же сказал, заткнись.
— … и когда-нибудь родящихся…
Емеля не поленился оторвать зад и заставить замолчать льстеца при помощи увесистой затрещины. На что Али Баба томно закусил нижнюю губу и ласково шепнул: «Шалунишка», — после чего молча пожирал глазами своего кумира, так как голова после оплеухи соображала туговато и не могла вовремя подобрать эпитеты, достойные обожаемого.
— Итак, что мы имеем? Кто-нибудь схвачен? Узнали где они находятся?
— Скорей всего в лесу.
— Может все-таки сожжем?
— Не думаю, что это будет правильно. — Хоттабыч понимал, что Емеля сегодня настроен более демократично и поэтому смело возразил. — Хотя чуть-чуть пугнуть лесных жителей не помешает.
— Как?
— Послать Горыныча, пусть немножко подпалит лес со всех сторон. А один выход оставит. Обитатели леса кинутся спасаться. На опушке будет ждать наша стража и схватит тех, кто нам нужен, как говорится, тепленькими.
— Хорошо задумано. Согласен. Али Баба, выполняй.
Кланяясь, подмигивая и посылая воздушные поцелуи, визирь удалился.
— Неужели обещание награды не подействовало?
— Если бы. Ты не видел, что у главных ворот творится.
— А что там?
— Народ с ночи очередь занимал. Кто кого привел. Кто Сантехника, кто медведя, кто кота. Всех. Площадь битком.
— Ну, и?
— Брешут все.
— Точно?
— Точно. Кого там только нет все что угодно. Кроме тех, кто нам нужен. Не из тех они, кто легко позволит себя в плен захватить.
— Может, тогда, кто-нибудь указал точное место пребывание банды?
— Сколько угодно.
— Ну?!
— Каждый настучал на своих соседей. Так что, теперь почти на каждый двор имеется донос. Причем, не в одном экземпляре, а по количеству «добрых» соседей.
— Ладно. Потом придумаю, как повыгодней использовать эти доносы. А с площади всех гнать!
— Не стоит. Все продумано. Можешь не волноваться. Федот, пойди проверь охрану.
Воевода вопросительно взглянул на Емелю. Тот утвердительно кивнул. Толстяк, крякнув, с двойственным чувством покинул утренний совет. С одной стороны он был доволен, что так быстро и без всяческих эксцессов закончилось сегодняшнее официальное общение с непредсказуемым самодуром. Не исключено, что позже воевода еще может потребоваться. Но более вероятно было то, что Высокочтимый нажрется, как свин, и забудет о государственных заботах.
С другой стороны, было обидно, что его выставили посреди завтрака, и скорей всего будут секретничать.
— Так, вот, — продолжил Хоттабыч, когда Федот ушел, — насчет этих пятерых не волнуйся. Словлю я их. Только для достижения полного успеха мне придется отлучаться из дворца, а иногда и из Города.
— Ни в коем разе. Пока не увижу всех этих ублюдков за решеткой никаких отлучек.
— Для дела надо. Для того, нашего.
— Подождет это дело. Моя безопасность прежде всего. И не затевай больше этот разговор.
Колдун все-таки хотел попытаться настоять на своем. Но не успел. В залу вихрем ворвался сияющий от счастья Али Баба. Его чалму украшало не менее полусотни павлиньих перьев. По-видимому, ни одна птичка лишилась своего хвоста. Подлетев к столику, визирь отрапортовал томным голосом:
— Я исполнил твое пожелание, о цветок моей души, о лучезарный светоч мудрости!
Он тряхнул головой, и массивный плюмаж колыхнулся, подчиняясь этому движению.
— Я не понял, ты за перышками бегал или Горыныча с отрядом отправлять?
— Окрыленный твоим вниманием, о сладкоустый, я все успел!
— Последний раз предупреждаю, еще услышу твое «сюсю-мусю» — не поленюсь, отмордую. Подзатыльником не отделаешься.
Али Баба обиженно надул губы, уселся и принялся молча строить глазки Наимудрейшему.
Осушенный бокал водки настроил Емелю на более миролюбивый тон:
— А перья ты не туда воткнул.