Вовлеченные в грех

Тебе нужна любовь твоей семьи, Девон. И я искренне надеюсь, что скоро ты найдешь и свою любовь. Жизнь, наполненная любовью, облегчит твои страдания. Я в этом уверена.

Приезжай домой, и мы поможем тебе найти хорошую жену. Ты должен найти любовь, Девон, дорогой мой мальчик. Ибо она исцеляет. И дает надежду.

Вот что тебе нужно, дорогой мой сын. Жена, которая нежно любит тебя...»

— Хватит, — рявкнул герцог.

На глаза Энн навернулись слезы, и буквы стали расплывчатыми. Она подняла голову. Похоже, герцога раздражало это письмо.

— Ваша мать очень хочет увидеть вас, — с серьезным выражением заявила Энн. — Она скучает. Ради всего святого, почему бы вам не поехать и не повидаться с семьей?

— Я не могу увидеть свою семью.

— Вы не поедете, потому что слепой? Но вряд ли их это беспокоит. — Энн подумала о своей матери, которая стыдилась своей болезни, стыдилась собственного падения и того, что не смогла позаботиться о дочери. Единственное, что хотелось Энн, чтобы мать была жива. Все остальное казалось не важным. — Они просто хотят, чтобы вы были рядом.

— Я думал, Эштон заплатил тебе за мое обслуживание, — фыркнул герцог, — а не за чтение лекций.

Его слова прозвучали для Энн как пощечина, но герцог прав. Она немного забылась.

— Простите. Отныне я буду использовать свой язык, только чтобы доставить вам удовольствие, ваша светлость.

— Проклятие, — простонал Девон. — Даже когда ты ведешь себя покорно, я чувствую себя последним подлецом.

Энн следовало остановиться, но она просто не могла.

— Должна сказать вам еще кое-что. Ваша мать права. Вы не должны здесь оставаться. Вы действительно заслуживаете того, чтобы найти свое счастье.

— Ну, это уже больше, чем кое-что. И я ни на ком не женюсь, покуда не вижу.

— Но ведь существуют гораздо более важные вещи, чем женская внешность...

— Я не женюсь, пока меня приходится водить по собственному дому, как собаку на поводке, — сердито заметил герцог. — Я не стану превращать жену в дрожащий комок нервов, в какой превратилось большинство слуг в этом доме, потому что они меня боятся. Ты думаешь, я хочу влюбиться в женщину, а потом приговорить ее к жизни с лунатиком, который не в состоянии контролировать приступы ярости, который порой ползает на животе, представляя, будто в него стреляют пушки? Которому может присниться ночной кошмар, и он задушит молодую жену в супружеской постели.

— Я не верю, что вас невозможно исцелить.

— Ангел мой, признай свое поражение. Я ценю твой приятный голос и роскошное тело, но решение принято: ты должна вернуться домой, где будешь в безопасности.

— У меня не осталось денег, ваша светлость.

Энн не собиралась раскрывать ему так много, но ее охватило отчаяние.

— А как насчет оплаты, которую обещал Эштон?

Энн совсем забыла об этом, поскольку этой оплаты, конечно, не существовало. Лорд Эштон понятия не имел, что она здесь.

— Лорд Эштон мне не заплатит. Ведь вы меня оттолкнули.

— Я тебя не отталкиваю. У меня нет другого выбора, кроме как отправить тебя домой.

— Мне хочется сделать то, о чем меня просил лорд Эштон. Но на самом деле, ваша светлость, мне хочется доказать вам, что я буду хорошей любовницей.

У Энн вдруг заурчало в животе.

— Ты хоть что-нибудь съела из того, что я послал тебе на завтрак? — нахмурился герцог.

— Нет, ваша светлость. Я хотела поговорить с вами и нервничала так, что кусок в горло не лез.

— Ну что ж, мой ангел, — вздохнул герцог, — ты должна позавтракать.

Ну вот, она сделала это.

После того как Энн дернула колокольчик и герцог дал указания своему робкому лакею, завтрак прибыл почти мгновенно. С этого момента Девон тщательно избегал разговора о ее смелой просьбе. Однако по крайней мере он не отказал прямо.

В борделе Энн узнала об ожидании все. Ожидание нового клиента. Ожидание побега. Она никогда не отличалась терпением, когда была маленькой. Всякий раз, когда приходилось ждать, выражала недовольство и вела себя совсем не как леди: топала ногами, ходила кругами, заламывала руки.

Точно так же она чувствовала себя, когда три лакея принесли огромные подносы, кофейник, тарелки с золочеными ободками и серебряные приборы.

— Что вам положить, ваша светлость? — подскочила Энн, чтобы налить герцогу кофе.

Девон отмахнулся от идеи поесть. Очевидно, ветчина, сосиски, хлеб и копченая селедка предназначались ей.

— Ешь, любовь моя, — хрипло сказал герцог, когда она подала ему в руки чашку кофе. — Твой бедный желудок урчит от голода.

Это была правда, но Энн чувствовала себя неловко. Она нерешительно начала есть. Герцог притих, и Энн поняла, что он прислушивается. Чтобы убедиться, что она действительно ест, заподозрила Энн.