Придя на службу на следующий день, я опять обнаружил письмо с такой же надписью «лично». Надо ли говорить, что там были стихи:
Дворец был Мраморным – и впоруСобытью. Он скрывал Тебя.Судьбой командовал Суворов –И мы столкнулись – Ты и я.Нева? Была. Во всем разгоне.И Марс, не знавший ничего,Тебя мне подал на ладониБольшого поля своего.С тех пор мне стал последним кровомОсенних листьев рваный стяг,И я, у дома Салтыкова,Невольно замедляю шаг;Как меч на солнце пламенеюИ знаю: мне не быть в плену:Оставив мирные затеи,Любовь ведет со мной войну.
На следующий день я уже с беспокойством подходил к столу. Конечно, лежит письмо и разумеется «лично».
Фельтен для Тебя построил зданье,Строгое, достойное Тебя.И Нева бежит, как на свиданье, –Спутница всегдашняя твоя…Вставлен в снег решеток росчерк черный,Под ноги Тебе, под голос пург,Набережные кладут покорноБелый верх своих торцовых шкур…И, Тобой отмеченный, отнынеМне вдвойне дороже город наш –Вечный мир второй Екатерине,Нам воздвигшей первый Эрмитаж!
Каждый вечер я советовался с родными, кто бы мог быть автором стихов? С какой целью он их мне посылает? Если за розыгрыш, не слишком ли он затянулся? И зачем письма отсылаются на службу? Вдруг ими заинтересуется спецчасть? Вдруг, вызовут в местком — что это, мол, за странная корреспонденция? Ведь не мог же на самом деле в меня влюбиться человек ни разу не поговоривший толком, ни разу не выявивший себя так или иначе…
Опять я звонил разным знакомым и, предупредительно хихикая, говорил, что я уже всё равно догадался, что благодарю за прекрасные стихи, но прошу прекратить их присылать: ведь я их не заслужил… В ответ я слышал то встречную шутку, то выражение недоумения, а то и колкость.
Обнаружить автора стихов не удавалось. А на служебном столе каждый день меня ждало новое письмо.
Не услышу Твой нежный смех —Не дана мне такая милость.Ты проходишь быстрее всех —Оттого я остановилась.Ты не думай, что это — я,Эго горлинка в небе стонет…Высочайшая гибель моя.Отведут ли Тебя ладони?
Очень беспокойной стала моя жизнь: какая-то женщина постоянно следит за мною, а я не подозреваю ее присутствия:
Стой! Я в зеркале вижу Тебя.До чего Ты, послушай, высокий…Тополя, тополя, тополяПроросли в мои дни и сроки.Серной вспугнутой прочь несусь,Дома сутки лежу без движенья –И живу в корабельном лесуВысочайших твоих отражений.
Иногда характер ассоциаций в стихах был далек от того, что являлось родным и важным для меня, и факт их посвящения мне лишний раз казался очевидным недоразумением:
К вискам приливает кровь.Всего постигаю смысл.Кончается книга Руфь –Начинается книга Числ.Руки мне дай скорей,С Тобой говорю не зря:Кончается книга Царей,Начинается книга Царя.Какого вождя сломив,В какую вступаю ширь? –Кончается книга Юдифь,Начинается книга Эсфирь.Не помню, что было встарь.Рождаюсь. Владей. Твоя.Кончается книга Агарь –Начинается жизнь моя.
Но потом снова расцветали родные туземные образы: