Vox Humana: Собрание стихотворений

Книга озаглавлена по имени одной из самых «сакральных» достопримечательностей Петербурга, единственной в своем роде. Серебряная Рака была создана в середине XVIII в. выдающимися русскими и европейскими мастерами, по указу дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны, во славу Александра Невского – небесного покровителя Петербурга. Рака пережила вместе с городом все исторические потрясения; ее описания помещались на страницах всех авторитетных справочников по истории и культуре столицы. В 1920 г. мощи Святого Благоверного Князя были перенесены из некрополя Александро-Невской лавры в музей Атеизма и религии в Казанский собор (там они хранились до возвращения на место в 1989 г.). Серебряное надгробие, так называемая Рака, как художественный памятник мирового значения в 1920 г. была передана в Эрмитаж.

В «путеводителе» Аверьяновой Рака выступает и как музейный экспонат (памятник), и как многозначный, насыщенный культурными, историческими и мистическими смыслами образ, постепенно перерастающий в некрологический символ: «выпотрошенная» или лишенная святыни Рака отождествляется с «усыпальницей» всей русской культуры петербургского/ романовского периода. Неслучайно вторая часть книги – «Пряничный солдат» – состоит, главным образом, из сонетов, навеянных прогулками по царской усыпальнице Петропавловского собора.

Как справедливо отметил Г. Струве: «Культ Петербурга переходил у Лисицкой в страсть; она, видимо, знала каждый камень в городе и все связанные с ним исторические ассоциации. Но при всей “топографичности” ее стихов о Петербурге (это как бы поэтический путеводитель по Петрову граду), в них нет холодной археологичности: “самый фантастический город в мире” вошел ей в плоть и кровь, и тема Петербурга – тема историческая и архитектурная – переплетается в ее поэзии с личной, лирической темой (“мой город… – он голос и тело”), и с общей темой России и истории, причем в эту историю вторгается и современность»[146].

«Стихи о Петербурге» открываются посвящением: за криптонимом Л. Р. на титульном листе и стихотворением «Я не позволю – нет, неверно…», вынесенным на первую страницу рукописи в качестве эпиграфа ко всему сборнику, легко угадывается адресат. Историк и искусствовед Лев Львович Раков (1908-1970) входил в ближайшее окружение Михаила Кузмина; поэт посветил ему цикл «Новый Гуль» (Л.: Academia, 1924), пьесу «Прогулки Гуля» (1924) и несколько стихотворений[147]. В годы знакомства с Аверьяновой (начало 1930-х гг.) Раков служил в Эрмитаже научным сотрудником Античного отдела и затем ученым секретарем (1937), являясь в то же время сотрудником Академии истории материальной культуры (с 1931 г.), располагавшейся по соседству – в здании Мраморного дворца. По роду своих занятий — как знаток и хранитель культурного я исторического наследия он идеально вписывался в общий концепт «Серебряной Раки» (эвфоническое совпадение корневых звуков в его фамилии и заглавии книги в этой связи может показаться не случайным).

Впрочем, несмотря на однозначность титульного посвящения, Раков, по-видимому, был не единственным прототипом лирического героя в «Стихах о Петербурге». М.В. Глинка вспоминал: «Конечно, произнести фразу о том, что “особа” Льва Львовича “послужила лишь чисто внешним поводом для вдохновенья”, мог позволить лишь сам он – в действительности же Лев Львович (а уж в те поры и говорить нечего) был объектом вдохновения, если не сказать, культа не одной только Л.И. Аверьяновой. Однако как человеку, которому выпало счастье хорошо помнить и блестящего эрудита Льва Львовича, и благороднейшего генеалога и знатока геральдики Андрея Ивановича, меня не покидало ощущение, что цитированные стихи могли быть одновременно и глубоко личными, и в то же время (как это случается у многих поэтов) универсальными. И новое, возгоравшееся чувство поэтессы могло тесно переплетаться с уходящим… Как не предположить одновременности их действия? Даже если влияния их представлялись ей в ту пору полярными»[148].

Это наблюдение находит подтверждение в «Стихах о Петербурге»: «Мне можно ослепнуть от снежных брызг – / Эдипу двух равных Сфинксов» («Когда все проиграно, даже Твой…», 1931) (курсив мой. – М.П.). Лирический герой Аверьяновой неизменно «высокий»: «Чтобы город на завязи рек / Предпочла я высоким мужчинам» («Расставаться с тобой я учусь…»,1935); «Мой голос, мой голубь, мой город, / Родной и высокий, как ты…» («…И ты между крыльев заката…», 1929). Оба ее избранника (и Корсун, и Раков) отличались незаурядным ростом и статью, сокрушительной как для женских сердец, так и самолюбивых мужских.

В основе «Стихов о Петербурге» – лирический роман с двумя тесно переплетающимися и взаимопроникающими сюжетными линиями. Одна из них рассказывает о безответной, точнее неразделенной любви поэтессы к ее «лирическому герою» (герой в данном случае – величина переменная); вторая – о любви к Петербургу, «взаимной» и не подверженной времени («…я покоюсь, / О, город мой, на сердце у тебя»).