Воздаяние храбрости

Генералы Красовский и Мадатов ехали к центральным воротам, попутно разглядывая передовые редуты, выстроенные еще Гуссейн-ага-пашой.

– Пять редутов, – мрачно проронил Валериан. – Выстроены не наспех. Гусарским наскоком их не возьмешь.

Красовский ответил не сразу. Он вообще был не слишком доволен своим назначением. В июне его отряд осаждал Силистрию, крепость держалась недолго и сдалась, когда комендант ее услышал о поражении великого визиря при Кулевчи. Красовский рассчитывал стать лагерем при Дунае, но получил приказ передвинуться к Шумле.

Командующий нашей армией Дибич решился осуществить, наконец, план, из-за которого и сменил Виттенштейна. Он скрытно вывел главные силы из-под Шумлы и отправился через горы, рассчитывая смелым броском пробраться к Константинополю. Отряды Ридигера, Палена, Рота выступили в начале июля. Вместо тридцати восьми тысяч под Шумлой осталось чуть больше пятнадцати. Но так искусно тасовались полки, что Решид-Мегмет-паша поначалу не заметил подмену.

Вторую гусарскую Рот не взял в горы, а оставил с Красовским. Валериан был этим только доволен. Он хорошо представлял, каково приходится сейчас людям Дибича. Зной, узкие каменистые тропы, вьющиеся по крутым склонам, стрелки, засевшие на гребнях ущелий… Гусарам там было бы нечего делать, некого искать да и незачем.

Зато у Шумлы им работы хватало. Сил, чтобы сокрушить крепость, Красовскому недоставало, а потому легкая конница постоянно была в разъездах, пытаясь перекрыть пути, по которым турецкий гарнизон мог сообщаться с миром, – выходить и привозить продовольствие.

– Не захватить нам Шумлу. И удушить ее не получится. Слишком толстая шея у визиря.

– Большой город, – откликнулся тут же Валериан. – Шесть тысяч домов, две христианские церкви, сорок мечетей. Воды им хватает, зерна и баранов тоже.

– Были уже за стенами? – покосился Красовский.

– Нет. Не привелось. Так же подступали в девятом году, еще с Каменским[61]. Да как подошли, так и отошли подобру-поздорову. Только снаружи я эти стены и видел. А что за ними – так, должно быть, не разгляжу.

– Подождите, князь, может быть, еще удастся уговорить визиря.

Но Валериан замотал головой.

– Не может по турецким законам визирь капитулировать, пока сам сидит в окружении. В одиннадцатом, у Слободзеи, Кутузов Ахмед-пашу выманил хитростью. Едва ли не сам переправил на правый берег. А Решиду сейчас идти некуда.

– Ну, дырок в нашей сети столько, что со счета собьешься, – сказал Красовский со значением.

Мадатов нахмурился и закусил ус. Месяц назад, в июле, два сильных отряда вышли из Шумлы и отправились через горы, чтобы стать против Дибича. Даже вся гусарская дивизия, собравшись в один кулак, не смогла бы им воспрепятствовать. Но плохо было то, что эскадроны Мадатова прохлопали движение турок, и о рейде Галиль-паши русские узнали, только когда он уже перебрался через Балканы. Валериану пришлось объясняться с Красовским, а после он долго распекал своих офицеров. Но все понимали, что сил у нас откровенно мало, хватает только на обсервацию, и две тысячи всадников на голодных, заморенных лошадях не смогут уследить за каждой тропинкой.

Они доехали до мощного редута, носившего имя Ибрагим-назир. Здесь вал выдавался от крепости в поле острым углом, и фасы укрепления грозно оглядывали три стороны света, перекрывая подходы к огромным крепостным воротам. Красовский приподнялся в седле и заглянул в ров, вырытый перед стенами. Валериан отвернулся. Он помнил, как здесь попали в ловушку егеря, которых погнал на штурм почти ополоумевший Каменский-второй. Крепость за прошедшие двадцать лет только усилилась. Но что изменилось в головах людей, призванных руководить осадой, он предсказать точно никак не мог.

Красовский молча махнул рукой, и сопровождавшие их трубач и адъютант, державший в руке белый флаг, выехали вперед. Впрочем, их уже ждали. Не успели звуки горна взметнуться над полем, как со стороны Шумлы показалась турецкая кавалькада. Турецкий офицер в разноцветных одеждах, богато украшенных драгоценностями, верхом на высокой баснословно дорогой лошади. Пересек мост и остановился перед русскими генералами. С ним было пятеро: четверо воинов и еще один человек вида совсем не воинственного.

– Грек-фанариот, – догадался Мадатов.

Они же не взяли с собой переводчика, рассчитывая на знание турецкого языка Валерианом. Но, может быть, серьезно ошиблись. С драгоманом должен говорить драгоман. Генералу русской армии вступить в подобные переговоры было бы унизительно.

Валериан толкнул вороного и, не спрашивая Красовского, проехал вперед, мимо выдвинувшегося вперед грека. Конвой турецкого офицера встревожился, но паша поднял руку, и всадники остались на месте. Мадатов остановил коня и положил руки ему на голову ладонями вверх.

– Я – генерал Мадатов, командир гусарской дивизии. Генерал-лейтенант Красовский, командующий русским осадным корпусом, предложил мне вести переговоры с комендантом крепости Шумла.

– Я – Эссет-Мегмет-паша, – сказал турок, глядя в лицо Валериану. – Моими устами говорит великий визирь. Он хочет знать, что предлагают русские.