Воздаяние храбрости

– Хорошо! – сказал Абдул-бек, очищая рукавом поданный ему нож. – Нет господина, но есть слуга. Покажите ему, как рушится его дом. А после – убейте.

Державшие Петроса потащили коменданта на середину двора. Как раз в этот момент из дверей выбрасывали клавикорды. Сломанная створка мешала вынести инструмент, и носильщики выбивали его ногами, торопясь убраться из дома. Верхний этаж уже загорелся. Полыхали и дворовые постройки. В конюшнях ржали запертые там лошади.

– Что же вы делаете! – забился из последних сил Петрос. – Лошадей выведите, вам же еще пригодятся!

Он вырвал руку, свалил солдата, но его ударили прикладами в спину и потащили по земле. У самой конюшни четверо схватили, подняли, раскачали и бросили внутрь. Страшный жар охватил Петроса.

– Мама! – крикнул он жалобно, прижимая ладони к лицу, но и сам себя не услышал за бешеным ревом огня…

– Не нужно было жечь дом Мадат-паши, – упрекнул Абдул-бека наследник иранского трона. – Сейчас мы могли бы праздновать нашу победу не в этой лачуге.

Прежде чем ответить, табасаранец обвел взглядом комнату, в которой Аббас-Мирза собрал своих лучших военачальников. Двухэтажный дом старосты селения Чинахчи срублен был из бревен чинары и дуба, которые доставили сюда за десять-пятнадцать верст. Крепкий, просторный дом получился у первого человека в селении. В Дагестане Абудл-бек редко встречал такие дома. Но и командующий персами тоже был прав. Его китайский фарфор с красными драконами на небесно-голубом поле странно смотрелся рядом с бревенчатыми стенами, слегка лишь завешенными коврами, дешевыми и потертыми временем.

– Мне трудно было сдержать людей, – осторожно ответил табасаранец, – и своих, и твоих. Бой был нелегкий, мы потеряли многих, и воины подчинились справедливому гневу.

– Они хорошо сражались, эти армяне, – согласился Аббас-Мирза. – Если бы наша славная артиллерия не проявила свою удивительную меткость, мы бы оставили еще сотни две под этими стенами. Хороших наставников присылает к нам английский король.

Ричард Кемпбелл отвесил его Высочеству, иранскому принцу, глубокий поклон. Он рад был возможности привстать хотя бы на десяток секунд. От долгого сидения на подушках у него затекла спина. Опустившись, он захватил из стоявшей перед ним чаши горсть изюма, смешанного с перетертыми орехами и медом.

– Ворота разлетелись в щепки, – продолжал Абдул-бек, – но люди Мадат-паши рубились на стенах и во дворе… Когда горит дом твоего врага, дым пахнет вкусней, чем от костра с мясом барана.

– Во дворе замка Мадат-паши пахло кониной. Жареными карабахскими жеребцами, – заметил Амир-хан, обмакивая пальцы в чашу с водой, которую обносил вокруг пиршественного стола молодой красивый прислужник. – А ведь нам могли пригодиться эти лошади. Мне сказали, что половина лучших лошадей завода Мадат-паши сгорела в конюшнях.

– Моя вина, – признался табасаранец. – У меня кровные счеты с Мадат-пашой.

Амир-хан улыбнулся в густую и длинную белую бороду.

– Когда воины бежали к замку в последний раз, я крикнул им: все, что увидите, – ваше. Берите и жгите!

– Ты смелый человек, – промолвил Аббас-Мирза. – Или ты просто забыл, что все, взятое моим войском, принадлежит мне. Но я прощаю тебя. Твое своеволие искупается храбростью. Помни только, что гнев – очень плохой советчик.

Взмахом кисти наследник показал прислужникам, что они могут очистить стол.

– Теперь надо решать – куда двигаться дальше.

– Конечно же, на Тифлис, – крикнул Мамед-мирза, старший сын наследника и сам возможный претендент на иранский трон. – Все ханства наши. От Карабахского осталась одна Шуша. Перед нами прямая дорога в Грузию.

– Ага-Мохаммед, наш предок, был умен и отважен. Но дважды, отправившись на Тифлис, он приступал к Шуше. Почему, ты думаешь, великий шах не хотел оставить…

Слова Аббаса-Мирзы вдруг потонули в грохоте и треске. Случилось невероятное – с головы двух слуг сорвались подносы, уставленные сосудами. И теперь любимый фарфор наследника разлетелся по коврам, укрывавшим пол, множеством черепков. Обомлевшие слуги рухнули на колени, ударили лбами в пол и застыли в униженной позе. В комнате запахло отвратительным страхом.

Аббас-Мирза вскочил и сунул руку за пазуху шелкового халата, где всегда хранил небольшой кинжал.

– Не торопись, о, повелитель, – ровным голосом сказал Амир-хан. – Гнев очень плохой советчик.

Аббас-Мирза вспомнил свои же слова, сказанные четверть часа назад, выпустил рукоять кинжала и сел.

– Раз уже так случилось, – сказал он сурово, но подавив раздражение. – Если два опытных наших слуги вдруг одновременно сделались так неловки, стало быть, такова воля Аллаха. Но мы знаем, что в незначительных происшествиях он проявляет свою волю и сообщает нам о событиях более важных. Позовите сюда Хасана-эфенди, толкователя снов. И не трогайте ни единого черепка!

Хасан-эфенди, уже пожилой, степенный человек, прибежал, услыхав о случившемся. Но, войдя в комнату и увидав груду мусора, в которую превратился драгоценный сервиз, он обомлел и застыл, не издавая ни звука.