Воздаяние (СИ)

Почти без сил добрёл Альбино до дома Анны Фантони, поднялся к себе. Сказанное Тонди не давало ему покоя. В отличие от Франческо, то ли кривлявшегося на поминках, то ли искренне заблуждавшегося, Камилло Тонди четко выговорил истину. "Сколько юнцов, испорченных вечными потачками богатых отцов, изгадили свои души самыми низкими пороками и перестали различать добро и зло..." Глупо было думать, что это сказано не о погибших. Они были в глазахмессира Тонди мерзавцами, и он не скрыл это от него, Альбино. Это говорило о доверии и заслуживало благодарности. Важно было и то, что мессир Камилло тоже, как и Арминелли, полагал, что это вовсе не чей-то преступный умысел, однако он, в отличие от мессира Элиджео, видел в этих смертях не случайность, а кару Божью.

Только тут Альбино вспомнил, что забыл поесть. Однако сожалениям об этом предаться не успел: дверь распахнулась и на пороге появилась кухарка монны Анны Лаура Моско с подносом, на котором красовалась глубокая чашка с равиоли, распространявших вокруг божественный запах мяса, масла и уксуса, трапезу дополняли свежие булочки с повидлом и кувшин молока. Альбино смутился, но отказаться не смог и сам не заметил, как с волчьим аппетитом съел всё до крошки и остановился, только уставившись в пустое дно тарелки

-Наша Лаура готовит равиоли лучше всех в округе...

У балкона стоял Франческо Фантони. Ничего удивительного в этом не было: комната Франческо выходила на ту же сторону, что и комната для гостей, где квартировал Альбино, и их объединял общий балкон. Глаза гаера, которые Альбино видел и осоловевшими от пьянок, и увлажненными слезами скорби, сейчас лучились. Очевидно, он тоже только что отужинал и находился в том блаженном состоянии незлобивого довольства жизнью, которое наполняет душу после отменной трапезы. На лице его блуждала сытая улыбка. Одет он был только в узкие штаны и рубашку, которую не удосужился даже застегнуть. На его груди, чуть не доставая до солнечного сплетения, болтался небольшой медальон, живот, несмотря на съеденную трапезу, все равно казался впалым, ребра можно было пересчитать.

Альбино стремительно поднялся.

-Я рад видеть вас, мессир Фантони, и хотел спросить... Сегодня днём, в библиотеке, я услышал, как мессир Арминелли беседовал с мессиром Баркальи. Это... - он осёкся, не зная, что сказать о Баркальи, чтобы не выдать себя, - молодой человек...

Франческо лениво кивнул, облегчив ему бремя лжи.

-Мы знакомы с Филиппо.

-Вы... друзья? - осторожно спросил Альбино.

Фантони плюхнулся на стул и, закинув руки за голову, стал раскачиваться на его задних ножках.

-Едва ли... Не думаю, что мессир Филиппо удостоил бы вашего покорного слугу таким наименованием, что до меня, то тут все зависит от того, жив он или умер. Сочиняй я его эпитафию, наговорил бы кучу добрых слов: "Бережливость, осторожность и предусмотрительность - вот чему можно поучиться у покойного", отметил бы я прежде всего, потом добавил бы: "Он знал себе цену и в круг его знакомых входили только лучшие. Глубоко знал усопший и человеческую натуру..." - Фантони усмехнулся, - ну, а о живом... Он скуп, труслив, льстив и подозрителен. - Альбино закусил губу, снова удивившись, как точно Франческо определил Баркальи, а тот продолжил, дав себе труд состроить на лице недоумевающую мину,- но я удивлён, что их беседа могла привлечь ваше внимание, мессир Кьяндарони. Мессир Арминелли, хоть и сидит среди книг, имеет дар постигать только нечто вовсе никому ненужное, что до Филиппо, не припомню, чтобы из уст его хоть раз изошло слово истины. И о чём же они говорили?

Альбино вздохнул.

-Мессир Баркальи говорил о погибших в последнее время молодых людях, Антонио Турамини, Джулио Миньявелли и Микеле Ланди...

-О них полгорода говорит, и что с того? - перебил Франческо. - Извечная пища для молвы: кто на ком женился, кто с кем переспал да кто помер. Но в смерти старика нет ни поэзии, ни интереса, а вот юнец, отправившийся в мир иной в цветении, in floribus, как сказали бы в старину красноречивые ораторы, это, конечно, поинтересней, чем закопанный в землю полуразложившийся при жизни труп или старый скелет.

-Я не о том... Мессиру Баркальи кажется, что эти смерти... неслучайны.

Франческо пожал плечами и зевнул.

-Это дело подеста и его людей. В городе есть судья, правда, старый и глухой, и прокурор, зачем отбивать у них хлеб?

-Вы сказали, что знали мессира Ланди. Он и вправду бы человеком высокой добродетели? Вы оплакивали его...

Мессир Фантони расхохотался, едва не свалившись со стула. Стало ясно, что его скорбь в палаццо Петруччи была или данью приличиям, или очередным упражнением в лицедействе, откровенным притворством.

-Он был донельзя развращенным юным мерзавцем и маменькиным сынком, считавшим, что деньги и положение дают ему право топтать ближних, - лениво сообщил Франческо, - у него, кстати, и кличка-то была "Топотун", чуть что не по нём - топ ногой! Полагаю, он и по болоту пытался топнуть, - беспутно хихикнул мессир Фантони.

Альбино осторожно вставил: