Воздаяние (СИ)

Альбино молча смотрел на отцов, потерявших сыновей. Горе их проступало в насупленных бровях и сжатых губах, в рассеянном взгляде и излишне резких движениях, когда то один, то другой подтягивали подпруги или сжимали хлысты. Альбино, успевший в это утро, растянувшееся для него с бдения до третьего монастырского часа, испытать столь разнородные чувства, сейчас не мог не ощутить боли этого старого человека, извещенного о смерти сына, на которого в семье возлагались самые большие надежды, на наследника, опору, защитника. "Пустые речи, чад попойки, толстые губы злословящего развратника, дурные замыслы, греховные поступки, - и вот война между семьями, в ход идут ножи...Тебя оскорбили, ты убиваешь, ты убил, потом убивают тебя, вскоре ненависть пускает корни, сыновей баюкают в гробах дедов, и целые поколения вырастают из черной земли, унавоженной отцовским прахом, как зубы дракона, с мечами в руках..." - вспомнились ему вдруг слова Гауденция. Мысли Альбино путались, он не понимал происходящего, утратил его смысл и связь. Что происходит, Господи? Ты ли кладешь предел людскому безумию, Ты ли останавливаешь дурные замыслы, Ты ли караешь злоумышленных? Или все это - просто нелепое сцепление пустых случайностей, дьяволова карусель, роковое сцепление обстоятельств?

Ему довелось стать свидетелем печального эскорта смерти. Тело утопленника, завернутого в белый холщовый плат, вынесли во двор из подвала и осторожно уложили на подводу. Альбино видел, как покачнулся Аничетто, словно дуб, колеблемый ураганом, видел, как поддержал его под руку старец Козимо, и в этом неуклюжем стариковском жесте Альбино вдруг померещилась какая-то последняя, запредельная пагуба. Подвода медленно тронулась, и тело Пьетро Грифоли, слегка покачиваясь на мерном ходу тяжелых меринов, исчезло за воротами.

Наконец подали и их подводу. Мессир Тонди сел первым, сжимая в объятьях спавшего после утренней трапезы кота Бариле, рядом с ними устроился человек с короткими, точно валяный войлок, волосами и живыми проницательными глазками. Тонди назвал его Джованни Ручелаи, и Альбино вспомнил, что это тот самый свидетель, что вместе с конюхом видел у колодца людей Марескотти. Сам Альбино устал. Время близилось к полудню, он не спал ночь и чувствовал себя разбитым. Мысли в голове были вязкими, как кисель, он то и дело ловил себя на бессмыслице происходящего, и благословлял небо, что к Арминелли ему нужно только завтра.

____________________________________________

Если не доказан злой умысел, всегда предполагается добросовестность (лат)

Глава VIII Пустая молва.

В тяжелом полуночном сумраке визгливо крутился колодезный ворот и, тяжело разгоняя густой воздух тихими крыльями, вспархивали совы. Где-то трижды и явно не к добру прокричал ворон, тело покойника в белом саване мерно покачивалось на пароконной подводе, кто-то перебирал струны гитары и под сводами храма с хоров несся напев, страстный голос плыл над органом, молил и заклинал....

Солнце зашло вдруг,

сразу померк день,

гор потемнел круг,

в долы сошла тень.

Но нет, это вовсе не монастырь... И это не хорал. Альбино разомкнул слепленные сном веки, и несколько минут оглядывал комнату, тусклый предзакатный свет за окном, слушал говор под окнами служанок, вышедших за водой к колодцу. Потом поднялся и вышел на балкон. Внизу у конюшенного двора драл глотку Сверчок, одновременно пригоняя выигранное седло под своего жеребца, заполняя щели слоем войлока, спущенным острым ножом на нет в местах плотного прилегания. Шельмец уже сшил слои войлока, и сейчас, убедившись в отсутствии складок и неровностей, ловко пригонял подпруги, подперсья и подхвостья.

Как же тропу найти -

сразу утратил след.

Но светит мне на пути,

Господи, твой свет...

-Решил разбудить вас, мессир Кьяндарони, - усмехнулся он, заметив Альбино на балконе, - спать на закат нездорово. Но вас, как я посмотрю, совсем сморило. С чего бы?

Альбино и вправду чувствовал себя совсем разбитым. Вернувшись из Ашано, он еле добрел до постели, и уснул, едва опустив голову на подушку: сказались и бессонная ночь и пережитое беспокойство. Но сейчас, глядя на идиллический пейзаж у конюшни, на Франческо, любующегося великолепным выигранным седлом, на розовый закат цвета цветущего весеннего миндаля, на сохнущее белье и курлыкающих на подоконниках голубей, на всю безмятежную жизнь городского предместья, Альбино почувствовал, что подлинно успокоился. Более того, ему захотелось поговорить с Франческо, уточнить то, что осталось непонятым. Он вышел в коридор и по внутренней лестнице спустился во двор.

Фантони угощал жеребца сахаром.

-Мессир Франческо, вы тоже думаете, - спросил Альбино, опершись на ворота конюшенного двора, - что случившееся в Ашано - несчастный случай?

Фантони, поглаживая по гриве коня, усмехнулся.

-Вы не хуже моего слыхали, что сказал мессир Петруччи. "Нелепая гибель". Кто я, чтобы оспаривать мнение главы синьории, нашего возлюбленного капитана народа, опору сиенцев, их любовь и надежду?