Появившись на уроке литературы у их новой классной Осиповой, он снова встретил то же странное безразличие — Любовь Богдановна вообще избегала смотреть в его сторону.
В конце следующего урока его сняли.
— Косицын, к директору загляни, пожалуйста — с дежурной улыбкой сообщила секретарша Валентина, а Осипова отчего-то не стала возражать: типа, у меня урок и всё такое.
Секретарша торопливо семенила впереди, то и дело оглядываясь и проверяя, идёт ли он за ней, а Косицын размашисто шагал по пустому коридору, соображая, какая выволочка его ждёт за прогулы. Но и думалось ему также: а не плевать ли на эту школу? — и думалось легко. Вот закончится Жребий, и он уйдёт в Селембрис навсегда. Навсегда — это было бы здорово!
Эти мысли придали настроения, и Лён вошёл в кабинет директрисы с улыбкой. А та тоже улыбалась — сидела за своим столом и улыбалась сквозь очки так, словно ожидала чего- необыкновенно приятного, а не просто какого-там прогульщика.
— Я… — успел сказать Лён и тут же почувствовал под лопаткой укол. Не успел он обернуться и посмотреть, что это было, как вдруг тьма заволокла его сознание, и он отключился.
Память возвращалась как-то урывками. Болела голова, а перед глазами всё плыло. Мысли разбегались, а в ощущениях появилась какая-то странная скованность.
Лён нагнул голову, пытаясь рассмотреть, что происходит с его телом, и с вялым удивлением обнаружил, что спелёнут от щиколоток до шеи какими-то белыми тряпками. Перед глазами продолжали кружить зелёные круги, поэтому он попытался потрясти головой чтобы разогнать их. Движение отозвалось такой болью в затылке, что Лён невольно застонал.
— Меня ударил кто-то? — спросил он, едва ворочая непослушным языком.
— Нет, тебе просто вкололи кое-что, о чём тебе знать не положено. — отозвался откуда-то из мути насмешливый фальцет.
Лён поискал глазами и обнаружил небрежно развалившегося в кресле незнакомого мужчину лет сорока, с холёным полным лицом. Был тот в белом халате и поигрывал шприцом.
— Где я? — беспомощно спросил Лён, не имея ни малейшей возможности шевельнуть рукой.
— В дурдоме. — просто сообщил человек. Он встал и приблизился к пациенту.
— Ты меня видишь? — спросил незнакомец, проводя перед носом Лёна ладонью. От него пахло дорогим парфюмом, а прилизанные на височках волосы казались смазанными бриллиантином. Аккуратная его ладошка была пухлой, белой, гладкой.
— Вижу. — поморщился пациент, испытывая боль от этого мелькания.
— Вот и прекрасно. — бодро ответил человек. — Теперь поговорим.
— Что вы сделали со мной? — потребовал Лён ответа у врача, при том недоумевая, как мог оказаться в психушке.
— Не хами. — заметил тот.
Лён уже приходил в себя и начал ориентироваться в обстановке. Он дернулся, проверяя путы на прочность. Но, тут действовали профессионалы — он не мог пошевелить даже пальцем.
— Чего вам надо? — обратился он к эскулапу.
— Вот это уже разговор. — ответил тот, заглядывая в зрачки особого пациента.
Вся эта бессмыслица вызывала у Лёна возмущение — он никак не мог взять в толк, каким образом перенёсся сюда из кабинета директрисы. Он ещё раз попробовал пошевелить рукой и убедился, что пассы сделать пальцами он не в состоянии. Тогда решил попробовать обойтись лишь одним словом. Но тут произошло ещё более удивительное — его губы моментально сковал широкий скотч.
— Тебе не удастся освободиться до тех пор, пока я тебе не разрешу. — сказал доктор. — Никаких пассов и никаких волшебных слов.
Лён вытаращил глаза — только это было теперь ему доступно для выражения своих эмоций. Это было так смешно, что доктор расхохотался.
— Видишь ли, мой друг, — проговорил он, утирая слёзы. — я давно искал такого, как ты, пациента. Ведь ты волшебник, не так ли?
Лён убеждённо затряс головой, показывая, что отрицает подобные обвинения.
— Ну да, дядя-доктор набрался от своих психов и теперь сам вообразил невесть что. — заметил психиатр, возвращаясь к столу. — Таких, как ты накачивают антидепрессантами до хронического слюнотечения, но есть одна причина, чтобы не поступить так и с тобой. Мой друг, дурдом — это самое подходящее для тебя место.
Лён промолчал, а доктор продолжал:
— Итак, что за причина, наверно, думаешь ты. Эта причина выражется всего лишь одним словом…
Дверь открылась, и в кабинет заглянула медсестра в очках.
— Валентин Игоревич, к вам срочно посетитель.
— Я занят. — нетерпеливо бросил доктор. — Вы что, не видите: я разговариваю с пациентом. Он три дня был без сознания от передозировки, а теперь очнулся.
Лён пришёл от этих слов в изумление: три дня без сознания?! Что же ждёт его теперь? Лишь бы освободиться от этих уз и вернуться в нормальное состояние. Он уже несколько раз повторял про себя заклинание переноса, но ничего не действовало — наркотик не давал сосредоточиться.
— Так вот, это слово… — доктор помедлил перед пациентом и резко высказал:
— Селембрис!
Ничего не понимая, пациент уставился на него, отчего на лице доктора Красина образовалось неприятное выражение.
— Не хочешь же ты сказать, что тебе это слово незнакомо? — спросил он, схватив пациента за подбородок. — Смотреть мне в глаза!