Взошла она в покои скорби, и небесные глаза её смотрели леденящим взглядом Горгоны. Жестокий холод сковал её лицо, а гнев её подобен был ярости Минервы.
— Прочь. — сказала она вдове Тристана. — Не смей его касаться, он никогда не был твоим. Я его жена.
Лежал он на столе, омытый и приготовленный к последнему пути. Лицо Тристана превратилось в маску смерти: распухшее и чёрное, губы покрыты струпьями, волосы седы. Тяжёлый дух шёл от мертвеца — кровь загнивала в его жилах от отравы.
«Надо же, — подумала Изольда, глядя на ужасные останки. — я полюбила Тристана за красоту, а Марка ненавидела за его уродство. Теперь Марк по сравнению с Тристаном писаный красавец, а я всё жажду этих чёрных губ, как райского нектара.»
А вслух сказала:
— Я говорила тебе, что вместе в ад пойдём? Настало время — я с тобою.
Нагнулась и коснулась бледными устами его искусанных в страданье губ и упала бездыханной.
Бесчинствует отравленный ненавистью Марк и мечется по берегу — ждёт возвращения жены, придумывает пытки ей и казни. Но вот корабль прибыл и снесли на землю Корнуэльса два гроба — рыцаря Тристана и королевы Изольды Белокурой.
Похоронили их — его в гробу из халцедона, её — в смарагдовом гробу. И выросла из могилы Тристана терновая ветвь и протянулась к могиле королевы и вошла в неё. Три раза приказывал король рубить терн, но всё напрасно — они вновь соединялись. И так оставили их — навеки вместе.
Вернулся тихий лунный свет, как будто эти двое прибыли в спасительную гавань из бурного плавания по морю бед.
— Ты была лучшая из всех Изольд, Изольда. — сказал ей со слезами бард.
Она покачала головой, не зная, соглашается или отрицает.
Ещё немного молчания, и он заговорил опять:
— Зачем тебе возвращаться в свой мир, Изольда? Останься здесь, со мной.
— Зачем?
— Что тебе в мире том? Что дорогого, кроме мопса, есть в твоей жизни? Нет ни семьи, ни родителей живых, работа тебе давно противна. Что дальше? Пенсия и посиделки со старухами на лавке?
— Что ты мне предлагаешь? Чем я могу заняться тут?
— Я вижу оживлённую дорогу, на краю которой возле леса стоит уютная бревенчатая харчевня, к которой непрерывно спешат люди, чтобы насладиться чудесной кухней и весёлою беседой. Там всё обильно, приветливо и чисто. Хозяйничает в доме том прекрасная хозяйка — не юна, но том чудесном возрасте, когда достоинства души становятся ценнее, нежели скоро утекающая молодость и красота. Есть в доме том и хозяин, любитель рассказать гостям весёлые и грустные истории, играющий на мандолине и поющий вечерами у камина под звоны чаш и рокот голосов. Туда приходят добрые друзья из разных мест, там собираются и странники, и каждый несёт с собою сказки и легенды. Хозяин, чернобородый и зеленоглазый, записывает всё, что слышит, в свою книгу, а после пересказывает истории другим гостям, и оттого в их доме веселье никогда не угасает — там мир, там свет, там добрые дела. Но вот однажды в год хозяин и хозяйка закрывают своё заведение на ключ, уходят прочь из дома, идут в леса густые и никто не может проследить, куда они деваются в ту ночь. А они уходят лунной ночью в весну, в полёт, в волшебную Вальпургиеву ночь. И утром возвращаются, насыщенные до предела чудесными историями, которым имя — вечная любовь. Вот потому их век столь долог, а старость не спешит. Пройдут года, и те, кто приходил к ним молодыми, придут к ним стариками, чтобы снова послушать сказки, что вынесли хозяин и хозяйка из полёта, а те всё будут молоды и телом и душой.
Изольда слушала его и воочию видела картины, которые разворачивал перед нею этот сладкий голос. Если бы хоть десять лет назад сказал ей кто-то это… Теперь же она угасла, как свеча. Теперь его слова рождают в душе Изольды только горечь.
Он не понимает: она не Изольда — она Изольда. Не Белокурая, а Белорукая. Кто, как не она, прекрасно знала, что творила вкупе с прочими над ихним рыцарем. Это у Вероники логика односторонняя и ущербное нравственное чувство — для неё всё ясно, как дважды два: всё, что мешает, надо вырвать. С чем не справляешься, от того избавься. Всё, что не контролируешь, то плохо. А Изольда не хотела конфликтов с начальством, не хотела беспокойства, и потому спокойно подчинилась высшему указу — кто приказал, того и ответственность. Думала — забудется со временем. Мало того, она усердствовала добровольно, как подлец Одре.
Завуч Кренделькова довольно скоро поняла, что всё происходящее в школе — реально, и что Косицын в самом деле прирождённый маг, потому что умела видеть вещи в совокупности. Это Вероника легко и просто всё объясняет предрассудками, искусственно разделяя факты и наделяя их самым примитивным смыслом, в своей закоренелой прагматичности исключая всё, что выходит за пределы её убогого воображения. А Изольда знает, что реальность гораздо шире, разнообразнее и менее доступна пониманию. Всё понимала и добровольно гнобила парня, сознательно пригибая в нём всё то, что отличало его от массы прочих. Это был её многолетний труд — её профессия, её призвание — убивать живое в людях. Так в пустых заботах и не заметила, как вся жизнь её прошла.