Воздух, которым он дышит (ЛП)

Комната вокруг нас была громкой, как и всегда. Люди напивались, ели и обсуждали посредственное дерьмо посредственным способом. Но мои глаза… они были сосредоточены на ее губах. На изгибах ее рта. На цвете ее кожи. На ней.

— Трис, остановись, — прошептала она напротив моей кожи, но придвинула свое тело ближе. Казалось, что она была смущена, как и я, ее тело двигалось против того, что требовал разум.

— Скажи мне, что ты не хочешь этого, — умолял я ее. Прогони меня.

— Это… Я… — она заикалась, не отрывая взгляда от моих губ. Ее голос дрожал, и я мог слышать ее страхи громко и ясно, но где-то за страхами и сомнениями был маленький шепот надежды. Я хотел удержать это так долго, как мог, я хотел чувствовать ее надежду, которую она держала запертой глубоко в душе. — Тристан… Ты… — она нервно усмехнулась и пробежалась пальцами по своему лбу. — Ты думаешь обо мне? Я имею в виду… — ее язык начал заплетаться, и она замолчала. Она нервничала. — Ты когда-нибудь думал обо мне больше, чем о друге? — когда Лиз посмотрела в мои глаза, она увидела там ответ. Я чувствовал, как ее душа смотрит глубоко в мою душу. Ее глаза были полны любопытства, и ее красота смягчала атмосферу таинственности.

Я моргнул один раз.

— Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Она кивнула, закрывая глаза.

— Я тоже. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Отодвинься, Тристан.

Отодвинься, Тристан.

Отодвинься, Трис…

— Лиззи, — сказал я, притягивая ее ближе. — Я хочу поцеловать тебя. Настоящую тебя. Грустную тебя. Сломленную тебя.

— Это может изменить все.

Она права. Мы пересечем ту невидимую линию, которая раскачивается прямо перед нами. Я целовал ее раньше, но это было по-другому. Это было до того, как я начал влюбляться в нее. Влюбляться и влюбляться все сильнее. Я отпустил дыхание, которое задерживал, и почувствовал, что она сделала то же самое.

— И что произойдет, если я не поцелую тебя?

— Я буду немного ненавидеть тебя, — мягко сказала она, когда я остановился в миллиметрах от нее. — Я буду сильно ненавидеть тебя.

Я прижал свои губы к ее, и она выгнула спину и схватилась мою футболку, притягивая меня ближе. Она тихонько застонала, когда я скользнул своим языком в ее рот и занялся любовью с ее языком. Она целовала меня жестко, почти соскальзывая на мои колени, почти даря мне всю себя.

— Я хочу, чтобы ты впустил меня, — пробормотала она напротив моих губ. У меня ушли все силы, чтобы не обхватить ее руками и не отнести в мой дом, чтобы исследовать каждый миллиметр ее тела. Я хотел чувствовать, как она оборачивается вокруг меня. Хотел чувствовать себя внутри нее. Я прикусил ее нижнюю губу, и она нежно поцеловала меня перед тем, как отстраниться. — Я хочу знать, кто ты, Тристан. Хочу знать, куда ты идешь, когда потерян. Хочу знать, что в твоих снах заставляет тебя кричать. Я хочу видеть тьму в тебе, с которой ты каждый день борешься. Ты можешь сделать это для меня? — спросила она.

— Что угодно.

Она положила руки на мою грудь в области сердца и наблюдала за моими вдохами и выдохами под своими ладонями.

— Покажи мне ту часть себя, которую ты пытаешься прятать. Покажи мне, где болит больше всего. Я хочу увидеть твою душу.

Глава 23

Элизабет

Он привел меня в сарай.

Долгое время мне было любопытно, чем он занимался за этими стенами. Открыв замок, он распахнул двери. Было темно, и я не могла ничего рассмотреть, пока он, потянув за шнур, не включил лампу. Комната озарилась светом, и Тристан пустил меня внутрь.

— Чарли… — пробормотала я, оглядывая комнату, которая выглядела, как мини-библиотека. Полки были наполнены романами, разнообразными детскими книгами и более взрослыми классическими произведениями, такими как «Убить пересмешника» и огромной подборкой книг Стивена Кинга. Стеллажи были самодельными, и я могла сказать, что именно Тристан смастерил их.

Был еще один стеллаж, заполненный только игрушками — динозаврами, машинками, игрушечными солдатиками.

Но не игрушки и стеллажи потрясли меня больше всего. Я смотрела на стены сарая и изучала слова, вырезанные на дереве. Это выглядело так, как если бы он наполнил стены заметками, воспоминаниями — просьбами о прощении.

— Каждый раз, когда я скучаю по нему… Каждый раз, когда думаю о нем, я вырезаю это на дереве, — объяснил он, когда мои пальцы пробежались по причиняющим боль словам, которыми Тристан делился только с собой… до этой минуты.

Прости, что я оставил тебя.

Прости, что не был там.

Прости, что я не позволил тебе читать некоторые книги.

Прости, что никогда не возьму тебя на рыбалку.

Прости за то, что ты никогда не полюбишь.

Мне хочется, чтобы я мог забыть.

Я скучаю по тебе…