Воздуха! Boздуха!

— Ишь, какой шустрый. Ты пройдешь, а мне потом проблемы после тебя разгребать, — уже особо не церемонясь, начала наступление она.

Несколько минут мы еще с ней пререкались. Ни в какую. Уперлась и все тут. Злость моя только нарастала, кажется, я уже переставал быть дипломатом и переходил на повышенный тон, только усугубляя ситуацию.

— Кто там тебя не может дождаться? Сейчас позову. Ох, и устрою я ей, не могут, что ли своих кавалеров приструнить? — не унималась медсестра.

— Аграновская.

— Аграновская… Аграновская. А, эта у нас тяжелая. Иди, только мигом. Через минуту приду, чтобы духу твоего здесь не было… Куда в обуви помчался? Сними, оставь вон там у входа.

Со словами благодарности я побежал по коридору, дальше за постом. Нашел палату я практически сразу. Открыл дверь, увидел две кровати, одна пустая, на другой — свернувшись калачиком, лицом к стене кто-то лежал. По волосам понял, что Лера. Сердце стало еще сильнее биться.

— Лера… — окликнул я ее. Тишина. — Лера…

Подошел неуверенными шагами поближе, может не она, засомневался я. И вдруг она зашевелилась и обернулась. Я изначально опешил. Мне ее лицо показалось серым, глаза опухшие, слегка прикрытые, под глазами сине-зеленые круги.

— Лера…

— Тебе чего? — и не дождавшись моего ответа, Лера хриплым голосом говорила какие-то страшные вещи. Я пытался вставить слово, но лишь слышал что-то из серии «Исчезни…уходи…видеть тебя не хочу… никогда». В глазах отчаяние, дикий ужас…И… ненависть? Если бы взглядом можно было убивать, я бы помер в ту же минуту.

Мне и вправду хотелось сейчас исчезнуть с лица земли, только бы не слышать все это. Я вроде как не из особо чувствительных, и с женскими истериками сталкивался не раз, но сейчас мне было не по себе. Больше всего ранили ее глаза, наполненные презрением и ненавистью, будто розгами хлестали мою душу. Я попытался к ней подойти, обнять, успокоить. Но она выставила ладонь вперед и что-то продолжала говорить. Если это можно было назвать говорением, больше было похоже на крик. Я говорил себе, что это сон и сейчас я проснусь.

Я вывалился из палаты, дошел до стены, облокотился, потом оперся об нее спиной и сполз на пол. Не знаю, сколько я так просидел. Из этого забытья меня вырвала та самая медсестра, которая была на посту. Она испугалась моего вида, отвела меня к себе на пост и дала что-то из таблеток горько-солоноватого вкуса. После придя в себя, я смог расспросить у нее про Леру, с чем она попала, что за лечение, нужно ли купить дополнительные медикаменты и многое другое, когда мозг уже начал работать чуть лучше.

Я решил вернуться обратно в палату. Но в тот момент к посту подбежала еще одна женщина, сказав, что привезли еще одного пациента.

— Ага, иду. А это, Варя, мой племянник, — зачем-то соврала медсестра, хотя ее никто не спрашивал. Но она, явно, смутилась, потому что ее застали врасплох, когда она, можно сказать, совершала должностное преступление. — Он уже уходит, — и тут же она начала меня выпроваживать. Я понял, что мне лучше подчиниться ее воле, чтобы не создавать ей лишних проблем.

Вышел из больницы я тем же путем, что и заходил. Выбежав на улицу, начал жадно ловить ртом воздух. Мне казалось его так мало, что сейчас я просто задохнусь. Еще немного просидел в машине, переваривая происходящее, и тронулся с места, когда уже окончательно стемнело. Вроде я ехал медленно, но на одной из центральных улиц меня остановили гайцы. Пока один проверял документы, второй тыкал мне в глаза маленьким фонариком, сопровождая эти действия допросом, мол, что употреблял и в каких количествах. Вроде не найдя, к чему придраться, отпустили. Перед тем как тронуться с места, я глянул в зеркало и меня мой вид тоже слегка озадачил, не удивительно, что они подумали, что я что-то употребил. Если глаза — зеркала души, сейчас они излучали пустоту, которая образовалась во мне. Огромная такая дырень.

На следующий день я снова вернулся в больницу. Потоптался возле, но так и не решился войти. Прям у самого входа, я как напуганный маленький мальчишка, заробел. Я не понимал, мне не хотелось снова столкнуться с ее гневом или дело было в другом. Я вспомнил ее лицо. Как же так получилось, что из цветущей молодости она превратилась вот в это. И я был этому виной, а кто еще. Пока я решал свои проблемы там, тут она сражалась в одиночку. Я просто ее оставил, забил. Сердце сжалось, вина меня раздирала, я себя ненавидел. «Эгоист». А новость про беременность Алины, которую я хотел на ее вывалить, вообще ее добила бы. Она никогда меня не примет, не простит. Прояви к ней сочувствие и просто отпусти, говорил мне разум. Ты уже достаточно натворил делов. И чем я вообще только думал? Одновременно двух девушек подвел под монастырь.