К данному описанию необходимо добавить некоторые детали. Летающие лодки летали на задания группами по четыре машины, хотя для того, чтобы избежать столкновений в воздухе, стартовали поодиночке с небольшим интервалом. В группу входили два осветителя с четырьмя бомбами САБ-100 и два бомбардировщика с восемью ФАБ-50 или четырьмя ФАБ-100. На аэродром все также возвращались самостоятельно. Включение огней и прожекторов при посадке во всех случаях вызывало «нервную реакцию» немецких артиллеристов, так что включались они лишь на короткие промежутки времени с длительным интервалом. Неудивительно, что, взлетая в таких условиях по два-три раза за ночь, летчики иногда допускали ошибки, и тогда с летающими лодками регулярно происходили аварии и катастрофы.
Советское командование считало, что только с 22 марта по 22 апреля немцы потеряли в Саки 25, а в Сарабузе один самолет, а еще 12 машин получили повреждения. Увы, это было не так. По немецким данным, в феврале группа I/KG100 потеряла уничтоженными и поврежденными пять «хейнкелей», в марте — один и в апреле — четыре. В Сарабузе два «мессершмитта» JG77 сгорели в ночь на 26 марта и один — 5 апреля. Торпедоносная группа II/KG26 потеряла поврежденными три машины (по одной за каждый месяц), группы пикирующих бомбардировщиков — одну уничтоженную в апреле и одну поврежденную в феврале. Кроме того, немцы потеряли Bf-109, когда 6 апреля пара истребителей попыталась атаковать возвращавшуюся с бомбежки Саки группу Пе-2. В развернувшемся бою инспектору ВВС ЧФ подполковнику Н. А. Наумову удалось сбить «мессершмитт» аса фельдфебеля Рудольфа Шмидта (42 воздушные победы), который пропал без вести. Ответным огнем с «мессеров» была повреждена одна из «пешек», убит ее воздушный стрелок. При посадке у бомбардировщика сложились стойки шасси, но мастерам-ремонтникам удалось вернуть поврежденный самолет в строй. Единственной боевой потерей при налетах на аэродромы советской стороны стал МБР-2 ст. лейтенанта Чепуренко, не вернувшийся с бомбардировки Саки в ночь на 8 апреля.
Налеты на немецкие аэродромы в период с 22 апреля по 22 мая осуществлялись с заметно меньшей интенсивностью. Саки советские самолеты бомбили 162 раза, Сарабуз — 22 и Евпаторию (с 23 апреля здесь базировались бомбардировочная группа III/LG1 и часть торпедоносной II/KG26) — 70 раз. Это отчасти объяснялось введением с 5 мая нового плана ведения воздушной разведки над морем, что потребовало большого отвлечения МБР на данный вид деятельности. Дело в том, что, слабо представляя себе планы противника, советское командование опасалось, что немцы могут попытаться высадить морские десанты на побережье Азовского моря. Больше стали отвлекаться самолеты и на прикрытие кораблей в море. Из-за заметного увеличения активности немецких истребителей весьма сократилось количество дневных вылетов — всего 29 из 254 на бомбардировку аэродромов. Главное внимание по-прежнему приковывал аэродром в Саки, на который было сброшено 85 тонн бомб, и считались уничтоженными 15 «юнкерсов» (по немецким данным, один «хейнкель»). На Евпаторию обрушилась 41 тонна бомб, и считались уничтоженными восемь машин (реально вдвое меньше). На Сарабуз упало всего 25 тонн бомб, разрушивших один «мессершмитт» из недавно прибывшей на театр группы II/JG52. Чем же объясняется такое снижение эффективности? Помимо объективных причин, таких, как ночное время и сильное противодействие зенитной артиллерии, в отчете ВВС ЧФ отмечается еще одна. Все ночные рейды проводились по определенному шаблону, который предусматривал обязательную вечернюю разведку аэродрома, как правило, с фотографированием расположения самолетов на стоянках. Экипажи ночников тщательно готовились к вылету, изучая эти фотоснимки. Когда же они прилетали и сбрасывали осветительные бомбы, выяснялось, что на указанной стоянке самолетов нет. После захода солнца немцы перемещали бомбардировщики на новые места и тщательно их маскировали. В этой ситуации экипажам МБРов и ДБ-3 оставалось только бомбить аэродромные постройки, часть из которых, несомненно, являлась ложными объектами, и подсчитывать число костров на земле, которые с целью дезинформации могли разжигать и сами немцы. Именно поэтому наибольший эффект имели первые февральские рейды, когда противник еще не успел изучить нашу тактику и выработать действенные меры противодействия ей.
Для полноты картины боевой деятельности севастопольской авиагруппы следует упомянуть об эпизодической попытке возобновить боевые действия на вражеских коммуникациях у румынского побережья.