Воздушная кукуруза

Прибежали к себе в тайное место — подвальчик в крайнем подъезде хрущевки, вход в который был с торца дома и снаружи, и замок давно сломан. На ящик выложили добычу — телефон, неплохой самсунг, но и не айс, денег оказалось неожиданно много — шестьдесят пять тысяч. Китс выложил добычу, он успел порыться в бардачке машины — планшет, бутылка коньяка, пачка сигарет. Они разлили коньяк по бумажным стаканчикам, которые хранились тут же под ящиком, и по-взрослому выпили. Гримасы все постарались скрыть, один Ванька пил уже с удовольствием. Потом все важно закурили. Иван, строя из себя пахана, или крестного отца, раскидал деньги на кучки — пятерым по пятерке, Китсу пятнадцать, себе как боссу — все остальное.

— Продадим телефон и планшет, я вам еще подкину.

Нести ворованное домой побоялись все. Сделали тайник в углу, из вываливающихся кирпичей. И на виду у всех Иван замотал гаджеты в пакет, засунул его в нишу и заложил кирпичом. Пинками намели к стене мусора, и решили продолжить «банкет» на воздухе. Компания перебралась на открытую веранду детского сада и продолжила гулянку там, музыку врубили на телефоне, позвали проходящих мимо двух знакомых девчонок, словом, вечер удался. Эти же девчонки и купили у них и телефон, и планшет, дав за них всего по две тысячи. Тут же заменили сим-карты, и, пообещав прийти и завтра, убежали.

Награбленного хватило на неделю. Сходили в парк, накатались на аттракционах, все же они были еще дети. Накупили сладостей и сигарет, спиртное пришлось просить купить местного алкаша, да еще с ним делиться.

Но, так или иначе, деньги кончились. Банда подростков, уже зная легкий источник доходов, по вечерам челноками шныряла по району, выискивая пьяных. Больше им так не везло, у алкашей денег мало, потому в карманах находили понемногу, иногда двести-триста рублей, еще реже тысячу. Тех, кто был пьян не в стельку, могли побить и отнять деньги. Но этого было мало, мало. К тому же у Ивана близилась днюха, а денег не было, и мать не давала.

Накануне дня рождения Ванька решился уже на грабеж, присмотрел продуктовый киоск, где ночью оставалась одна женщина, совсем молодая. Она курила, и выходила курить через заднюю дверь, не запирая её, а стоя почти на пороге. Вот этим и воспользовалась банда подростков, они напали на женщину, угрожая ей ножом, когда она вышла курить и дверь была открыта. И пока двое держали ее под угрозой ножа на улице, остальные быстро забежав внутрь, вытащили выручку, нагребли шоколада, сигарет и выпивки. Женщине пригрозили, что если она их сдаст, зарежут, ушли на точку, где праздновали день рождения и удачный «хабар».

К утру Иван пришел домой пьяным, обматерил мать и упал на диван, захрапев еще в полете. А через два часа за ним пришли. Теперь его арестовали за грабеж, и как совершеннолетний, он пошел организатором подростковой банды. Пацану грозил немаленький срок …

…— Как я тогда просила Витьку, и плакала, и в ногах валялась. Эта коровища его, меня в дом не пустила. Я на лестничной площадке его караулила. Потом, сучка, пустила меня в дом. Когда все соседи сбежались, посмотреть на истерику. Я прошу Витьку, спаси сына, он же ведь хороший! Ванечка он же у меня дурачок, куда позвали, туда пошел. Это все местные отморозки, сбили моего мальчика с пути.

Витьке тогда пришлось подключить все связи, оббивать кучу порогов, платить за адвокатов, в ходе расследования, узнавая о неродном сыне все новые и новые ужасы. Его стараниями сыну дали всего три года. Потом мы вместе носили передачи, каждый месяц встречались возле колонии, с сумками, набитыми продуктами и вещами.

Я тогда успокоилась и привела себя в порядок, и все время думала, как вернуть Виктора. Ну, ты знаешь все эти штучки, и заглядывала в глаза, и хлопала ресничками, хватала бывшего за руку, гладила рукав, и всячески старалась угодить. Только все зря. Ну, хоть эту коровушку, его жену позлила. Да, его Танька так злилась и ревновала! Он меня всё же не забыл!

— Слушай, а она такая же толстая и сейчас?

— Да ты что, она еще толще нашей Динки!

— О, а ты обратила внимание на Динкины ноги? На неё, наверное, нормальные сапоги уже и не залезут! И вены — ужас.

— А эти две дуры как тебе? Анька со Светкой? Ты их руки видела? Маникюр видимо сами дома делали, и кудряшки эти дурацкие…

— Точно, ха-ха! А Лариска то, вся из себя москвичка, а в ушах не брюлики, я тебе точно говорю, фианиты какие-нибудь…

И две подружка пошли по начинающей светлеть улице, бурно, в полный голос, на всю улицу, обсуждая всех своих бывших одноклассников. Это была их стихия, здесь они знали, что и как сказать. О бывшей вражде, о гадостях, которые друг ругу сделали, забыли. О катастрофе их детей, бывших мужей — тоже. Бах-бах-пах! Лопалась, раздуваясь воздушная кукуруза их пустых слов и мозгов. Бах-бах-пах! Лопалась воздушная кукуруза их жизни, и приторно-сладкий попкорн, жвачка одиночества заполнял, замещал, заслонял от них всю бушующую вокруг жизнь.

Конец.