Отвернувшись, я почувствовал, что эта тирада с таким же успехом относилась и ко мне с моими подозрениями насчет Вейла. Снова взглянув на них, я увидел, что Худ стоит один. У меня появилась уверенность, что я нажил себе врага. Это был не тот человек, которого можно безнаказанно, за здорово живешь поставить в унизительное положение. Слишком уж он дорожил своим достоинством. Но мне было как-то все равно. Не волноваться же по таким пустякам?
Потом кто-то, по-моему, это был Кэн, вспомнил, что уже пятница. На какое-то время обо мне позабыли в оживленной дискуссии, чего вообще следует ожидать. В настроении людей в окопе произошло странное изменение. Мики стал бормотать что-то себе под нос, как-то вдруг сделался старым и жалким. Казалось, от любого напряжения кожа на его черепе начинает обвисать. Наверное, жизнь у него была нелегкая. Я оглядел окоп. Начинала пробиваться заря, и в ее слабом свете все казалось невероятно, до болезненности бледным. Боже, как мы все устали!
Мы снова легли в полседьмого — все, кроме воздушного дозорного. Ради этого добавочного сна стоило пропустить завтрак. Когда я проснулся снова, было уже полдесятого, и ревел «танной»: «Эта акция Муссолини, приурочившего объявление войны именно к этому времени, была ударом в спину истекающей кровью Франции. Диктатор превосходно сыграл роль шакала для своего…» Так проверяли «танной», зачитывая отрывки из вчерашних газет.
Одеваясь, я съел немного шоколада, потом направился к душевым помыться. Я как раз пересекал плац, когда «танной» завопил:
— Внимание! Внимание! Эскадрилья «Тигр» — немедленная готовность!
Хотя я был один, я не смог удержаться от смеха. Диктор заметно шепелявил, и все его «л» и «р» звучали как «в». По всему летному полю взревели моторы. Почти тут же «танной» скомандовал:
— Эскадрилья «Тигр» — взлет! Эскадрилья «Тигр» — немедленный взлет! Взлет! — шепелявость была особенно заметна в слове «взлет», которое он произносил как «взвет». Затем: — Эскадрилья «Ласточкин хвост» — готовность.
Я заколебался. Будет ли у меня время побриться? Я находился посреди плаца, в пятидесяти ярдах от душевых. Может, я как раз успел бы. Но мне жутко не хотелось встречать тревогу с намыленным лицом. Все же я решил рискнуть. Но не дошел я еще до края плаца, как «танной» призвал эскадрилью «Ласточкин хвост» — она была у нас новая — к немедленной боевой готовности. Тут я не раздумывая повернул обратно — когда взлетают обе эскадрильи, значит, последует воздушная тревога. Когда я вновь пересекал площадь, эскадрилья «Тигр» уже ревела над головой четырьмя звеньями по три.
— Доброе утро.
Голос был девичий. Я обернулся и увидел Марион Шелдон, очень стройную, похожую на мальчишку.
— Мы что, больше не знаемся? — сказала она, улыбаясь.
— Что вы хотите этим сказать? — уклончиво ответил я.
Дело в том, что я пытался угадать, что нам сулит вся эта суматоха, и без особого успеха старался унять внутреннюю дрожь.
— Господи, да вы прошли мимо и даже не заметили меня, — она засмеялась. — О чем же вы так напряженно думали?
— Так, ни о чем, — ответил я. — Как дела? Наряды вне очереди уже иссякли?
— Не совсем. Еще два дня. — Она подошла и оказалась совсем рядом со мной. Я, помню, еще подумал, какие красивые и ясные у нее глаза и каким нелепо вздернутым и задористым выглядит нос. — Как вчерашний вечер? — спросила она. — Я так тревожилась за вас.
Я кратко рассказал ей. Когда я закончил, она сказала:
— Я рада, что не совсем все напрасно. Вы, случайно, не узнали его имя?
Я подумал немного, пытаясь вспомнить его по письмам, которые бегло просматривал.
— По-моему, Джошуа, — сказал я. — Да, Джошуа.
— Все сходится, — сказала она. — Прошлой ночью Элейн разговаривала во сне. Наши койки стоят рядом. Я проснулась и услышала: «Я не останусь, Джошуа, не останусь. Ты должен забрать меня отсюда». После этого я не разобрала — была какая-то тарабарщина. Потом: «Ты должен вывезти меня, Джошуа. Должен. Они попадут в ангары». Это вам о чем-нибудь говорит? А сегодня утром она встала вконец разбитая и страшно нервничала.
Холодок пробежал у меня по коже: я догадывался, о чем это говорит. Но не видел смысла без нужды пугать Марион.
— Что-нибудь еще она говорила?
— Да, но это был сплошной набор слов. Что-то о своем дне рожденья и о «Коулд Харбор Фарм» — это ведь название какой-то книги, да?
— Нет, «Коулд Камфорт Фарм», — сказал я, и мы засмеялись.
— Ну конечно, — сказала она. — Но больше ничего интересного не было, только то, что я вам сказала.
В этот миг завыли сирены. Я оглядел плац. Солдат на велосипеде, в каске и с противогазом наготове, крутил педали по дороге от нашей канцелярии.
— Ну вот! — сказал я. — К орудию! Я так и знал, что ждать придется недолго. — На велике сидел Мейсон. Я помахал ему, показывая, что все понял. — Вы сегодня не на дежурстве? — спросил я Марион.
— Нет, я только что сменилась. А что?
— Слава богу! — воскликнул я. — Обязательно идите в убежище, когда объявят воздушную тревогу. Мне пора. Счастливо!
Я помахал ей и пустился бегом, а по «танною» объявили предварительное предупреждение о воздушной тревоге.