Воздушная тревога

Примчался на велосипеде Мейсон. Теперь он был единственным связным между нами и постом оповещения, поскольку телефон разбило. Но я не слышал, какие распоряжения он передал Лэнгдону. Я неотрывно смотрел на свою каску. Сзади зияла продолговатая вмятина. Сзади! А между тем я прекрасно помнил, где я был и куда смотрел в тот миг, когда пуля рикошетом отлетела от каски. По спине иголочками пробежала холодная дрожь. Я же стоял лицом к летному полю, и самолеты проносились либо передо мной, либо над самым окопом. Сзади ни один из них не пролетал, и тем не менее вмятина была на затылке каски. До той минуты я не снимал ее и не мог надеть задом-наперед, это точно. Кроме того, я помнил, как мою голову толкнуло вперед. Кто-то выстрелил мне в затылок!

И тут я вспомнил, с какой изумленной миной глазел на меня Вейл, когда я проходил мимо него в ангаре…

Глава VIII Все против одного

Никогда я еще так не боялся. Я мог пережить бомбежку, теперь я это знал. Бомбежка, да и вообще война, направлена против всех без разбору, это не прямое нападение на конкретного человека. Бомбардировщик охотился не за мной, и жизнь моя была в руках судьбы — до чего успокоительная мысль! Когда бомбят, ты зависишь от случая, и ничего тут не попишешь. Но это! Это — совсем другое дело. Выстрел в спину предназначался именно мне и не имел ничего общего с пальбой на авось, которую мог открыть какой-нибудь фанатик из пятой колонны. Метили именно в меня, и это уже не война, а убийство. Я мог грудью пойти на пулеметные очереди, которые тоже предназначались не лично мне, но это целенаправленное покушение на мою жизнь повергло меня в такой страх, что волосы встали дыбом. Я более не испытывал умиротворяющего ощущения от сознания того, что моя жизнь пребывает в руках милостивой судьбы. По приказу Вейла меня приговорили к смерти, и я был с нею один на один. Теперь-то я понял, почему изумленная гримаса на миг вытеснила с физиономии Вейла горестную мину там, в ангаре, когда он поднял глаза от тела Элейн.

Похоже, у меня был не на шутку испуганный вид, потому что Джон Лэнгдон положил руку мне на плечо.

— Молодец, что выручил меня и оттащил бомбу, — сказал он. — Я бы не смог. Моего запаса храбрости хватило только на то, чтобы привязать трос к стабилизатору.

Замечание возымело желаемое действие, мне стало легче, от доброго слова потеплело на душе. Мысль о том, что мои страхи не такие, как у всех, даже забавляла. В нашем окопе боялись только одного — предстоящего налета на аэродром, а мне было на него наплевать. Я боялся потому, что убийцы избрали своей мишенью меня, и страх остальных по сравнению с моим представлялся будничномелким. От этой мысли я внезапно испытал прилив самодовольства. Недружелюбие ребят более не трогало меня, я чувствовал, что способен дать достойный отпор всякому, кто полезет ко мне с вопросами.

Но вопросов не было. Исчезла и враждебность. Зная, что произойдет, я оставался на позиции. Это обстоятельство, равно как и история с бомбой, вновь сделало меня своим в глазах парней. А вот бедняге Уэстли, получившему-таки отпуск по семейным обстоятельствам и уехавшему ранним утром на похороны бабки, основательно перемыли косточки.

Наши самолеты возвращались поодиночке и парами, осторожно приземлялись на изрытое летное поле. Тянулся яркий знойный день, в такую жару казалось, что время еле ползет. Даже на открытом пространстве аэродрома не ощущалось ни ветерка, иссушенная жарой земля была горячей наощупь. Беспокойство, нетерпение и страх, смешавшись, беспрерывно терзали мой усталый разум. Кончится эта тревога когда-нибудь или нет? Мне не терпелось узнать, как там Марион, убедиться, что с ней все в порядке. Да и Джон Найтингейл еще не вернулся.

Вскоре после объявления тревоги «танной» передал сигнал отбоя, но нас оставили на посту. По мнению Лэнгдона, начальство здорово перетрусило.

Прикатил Огилви, привез шоколад, сигареты и пиво, извлеченные из-под развалин палатки ВТС, Он был настроен по-доброму, остался поболтать с нами, извинялся за то, что мы вынуждены торчать на позиции.

Постепенно атмосфера в окопе изменилась, тревожное ожидание опасности уступило место раздражению. Все угрюмо умолкли. Кэн едва смог выдавить улыбку, когда в ответ на вопрос Огги о налете описал его как «Мясорубка да и только, разве нет, сэр?» Единственным отрадным обстоятельством было то, что Огилви обладал неистощимым запасом всевозможных припасов от Фортнама и Мейсона. Это избавило нас от неудобств, связанных с потерей ленча. На какое-то время в окопе оживились, обсуждая Мики, который осторожным шагом возвращался из укрытия возле капонира. Пополудни Лэнгдон разрешил мне сбегать на капонир и спросить, что сталось с Найтингейлом. Но там знали не больше моего: он исчез — пропал, и все.