Воздушная тревога

— Очень мило с твоей стороны, — сказал я. — Может, как-нибудь попозже у меня и появится желание поговорить с тобой на эту тему, но в данный момент… ну… — я замолчал, не зная, как бы ему получше объяснить.

— Ну что ж, — он похлопал меня по руке. — В любое время. Я понимаю, как ты себя чувствуешь.

Не знаю даже, известно ли ему было, что мне вменялось в вину.

Тут я заметил, что четверо на скамейке украдкой на меня поглядывают. Они подались вперед, слушая Фуллера, который им что-то рассказывал. Я уловил слово «пятница» и сразу сообразил, о чем они шушукаются. Я вспомнил, что Фуллер разговаривал с Мейсоном, когда я вышел из канцелярии. Мики поднял глаза и встретился со мной взглядом.

— Это правда, браток? — спросил он.

— Что правда, Мики?

— Билл тут толкует, будто этот фриц сказал тебе, что в пятницу наш аэродром сотрут с лица земли.

— Я не говорил «сотрут с лица земли», — вставил Фуллер.

— Ты сказал «налет», нет? Какая разница? — Мики снова повернулся ко мне. — Ты же не станешь отрицать, что говорил с этим парнем. Я видел это собственными глазами. Чешут себе по-немецки, будто парочка закадычных дружков. Он вправду сказал, что в пятницу нам хана?

Притворяться, что немец мне этого не говорил, смысла не было.

— Да, он мне так сказал, — подтвердил я.

— Он сказал — в пятницу?

Я кивнул.

— Боже милостивый, браток, ведь это же, считай, завтра, а я собирался в субботу подстричься.

— Ты думаешь, он действительно что-то знал? — спросил Кэн.

— Не знаю, — ответил я. — Может, это была лишь бравада. Он хотел запугать нас.

— Ну, тут он своего не добился, — вставил Мики. — Но, господи, завтра! Тут поневоле задумаешься, правда? А мы должны сидеть и ждать. Жаль, что я не пошел в эту чертову пехоту. — Он вдруг нахмурил брови. — А за что тебя посадили под домашний арест? — спросил он.

Прямота вопроса несколько смутила меня. В этом был весь Мики. Человек постоянно сталкивается с проблемой, как отвечать на замечания, которых другие никогда бы и не сделали. Я не ответил ничего. Наступило неловкое молчание. Его нарушил Лэнгдон, спросив о моем разговоре с пилотом. Я передал им то, что он сказал. Лэнгдон на это никак не отреагировал. Другие тоже молчали.

— Откуда ты знаешь немецкий? — спросил вдруг Мики.

— Я одно время работал в берлинском бюро нашей газеты, — объяснил я.

Он переварил эту информацию в голове, затем пробормотал:

— И ты подзалетел. Уж не из-за того ли, что ты сказал этому фрицу, а?

— Нет, — ответил я.

Вероятно, я поспешил с отрицательным ответом, так как вдруг ощутил атмосферу подозрительности. Я отдавал себе отчет в том, что я не единственный, кто задумался над попыткой передать подробности об оборонительных сооружениях аэродрома врагу. Я почуял враждебность. Истрепанные нервы вовсе не способствуют ясности мысли, а новичок не так легко приживается среди людей, которые долгое время работали вместе. Я остро ощутил свое одиночество. Если я не проявлю осторожности, у меня будут неприятности не только с начальством, но и с ребятами из моего подразделения.

— Ты когда-нибудь раньше встречался с этим парнем? — Вопрос задал Четвуд.

Возможно, я увидел подозрение там, где его не было и в помине, но как только я сказал:

— С каким парнем? — я сразу понял, что пытаюсь разыгрывать беспечность.

— С этим фрицем-пилотом, разумеется.

— Нет, — сказал я.

— Почему же тогда он говорил с тобой так свободно? — спросил Четвуд.

А Фуллер добавил:

— Ты уверен, что больше он тебе ничего не сказал?

Я заколебался. Я чувствовал себя загнанным в угол. Кэн, в присущей ему манере, отделался бы от этих вопросов шуткой. Я же больше привык писать, чем говорить, поэтому реакция в разговоре у меня была замедленная. А тут еще Мики последовал за другими, подкинув:

— Так ты точно больше ничего ему не сказал?

Я был совершенно сбит с толку. Но тут вдруг Кэн сменил тему разговора.

— Сранно, — сказал он, — что именно на пятницу Уэстли попросил отпуск.

— Для чего? — спросил Мики.

— А, похороны дяди или что-то в этом роде.

— Похороны дяди! — фыркнул Мики. — Только потому, что его отец олдермен в Сити, ему дают отпуск. Умри моя мать, мне бы отпуска не дали. Говорю вам, в настоящей армии такого бы не случилось.

— Ну, и дали ему этот отпуск? — спросил Четвуд.

— Да, он получил увольнительную на двенадцать часов.

— В этот роковой день она убережет его от опасности. Ловко, правда?

— Готов спорить, что это он и выдал информацию врагу.

— Подобные заявления, Мики, если только ты не уверен, что они истинны, делать не следует, — врезался в разговор Лэнгдон. Тон у него был терпеливый, но не допускающий возражения.

— Но, согласись, совпадение довольно странное, — сказал Четвуд.

— И тем не менее, совпадения бывают, — сказал Лэнгдон. — Хочешь обсуждать его поведение, делай это в его присутствии, чтобы он мог ответить на твои обвинения.

— Да не предъявлял я никакого обвинения, — пробормотал Мики и вдруг с вызовом добавил: — Впрочем, человек ведь имеет право на подозрение, разве нет?