Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945

Я отправился в нос, но все чувства сиюминутного безрассудства исчезли в тот момент, когда Диг начал взлет. Самолет сильно развернуло влево. Диг притормозил и, двигаясь все еще на большой скорости, медленно выравнивал самолет. Лежа на животе в носовой части, я мог видеть, что мы прокатились по взлетно-посадочной полосе уже слишком много, и ждал, когда Диг начнет сбрасывать скорость, чтобы прорулить вокруг по периметру аэродрома и сделать вторую попытку. Но вместо этого он двинул рычаги дросселей вперед. Быстрый взгляд направо показал, что мы были уже на середине короткой взлетно-посадочной полосы и двигались со скоростью не более чем 70 километров в час. Поскольку самолет начал набирать скорость с опозданием, я мог видеть место, где заканчивалась взлетная полоса и начиналась трава. Приблизительно в пятидесяти метрах за ней находилась живая изгородь.

– Форсаж, ради бога, – бросил Диг.

Рей толкнул рычаги секторов газа, и волна мощности пробежала по «Кей-Кингу», но мы находились в конце взлетно-посадочной полосы, и лишь Гарри в хвосте был уже в воздухе[123]. Живая изгородь мчалась навстречу нам. Это снова должна быть авария, похожая на аварию на «Стирлинге», за исключением того, что на сей раз мы набирали скорость и несли 13 000-фунтовую[124] бомбовую нагрузку.

Колеса «Кинга» уже легко касались травы, когда Диг скомандовал:

– Шасси убрать.

Мы были над живой изгородью, внизу промелькнуло дерево.

– Обороты 2850, – произнес Диг.

– 2850, – повторил Рей.

Внезапно я понял, что вместо того, чтобы лежать на животе, мое тело находится в задней части отсека, сжавшись от страха, колени и локти были поджаты и напряжены. Я не смог вспомнить, как оказался в этой позе.

– Каждый, кто хочет получить острые ощущения, может поменяться со мной местами при следующем взлете, – заявил я.

Диг резко наклонил голову, чтобы посмотреть вниз. Он смеялся.

– Прости, Майк, – сказал он. – Этого больше не случится.

Последняя подруга Дига была служащей WAAF, работавшей на контрольно-диспетчерском пункте, и по внутренней связи раздался голос Пола, сказавший: «Будь проклят тот шкипер, который должен пугать свой несчастный экипаж только потому, что за ним наблюдает его девушка».

– Мои извинения всем, – усмехнулся Диг.

Второй пилот выглядел очень бледным, не задал ни одного вопроса и не произнес ни одного слова в течение всего полета. За исключением взлета сам полет стал тусклым; моя квота страха, казалось, была исчерпана, и я не ощутил никаких приступов беспокойства, когда мы пролетали сквозь заградительный зенитный огонь. Мы приземлились через пять часов и двадцать минут после взлета.

уьз1

Тот вечер и весь следующий день я провел с Одри, но днем в Бери я встретил Леса, Джорджа и Рея и узнал, что мы включены в боевой приказ на следующий день. Я решил оставаться с Одри подольше, насколько это было возможно, и сказал ей: «На сей раз завтра это все закончится».

Ее голова лежала на моем плече. «Я боюсь», – сказала она.

Лишь много месяцев спустя я понял, что означали эти слова и что они не имели никакого отношения к предстоящему вылету.

Ранним утром следующего дня она лежала в кровати и наблюдала за тем, как я одеваюсь. Я сказал, что приеду в Ливерпуль во время отпуска, положенного после завершения тура. Это не могло раздразнить Судьбу; я проснулся с внутренним ощущением уверенности в том, что сегодняшний вылет будет успешным. После паузы я добавил:

– Конечно, это уже не будет так, как сейчас.

– Это никогда не будет так, как сейчас, – произнесла она, и произнесла это так, словно речь шла о закрытой книге, которую ставят на полку.

Я закончил одеваться и сказал:

– Ну, пока.

– Береги себя, – ответила она.

Глава 13 ДЕНЬ ДИГА

Это было воскресенье, 11 марта 1945 г.

Лес и я шли к комнате инструктажей.

– Это забавно, – сказал он, – но воскресенье для нас удачный день для полетов. Мы летали по воскресеньям больше, чем в любой другой день.

Почти каждый встречный приветствовал нас: «Всего наилучшего».

– Вся база, кажется, знает, что это наш последний прыжок, – произнес Лес.

Не задерживаясь в раздевалке, мы пошли прямо в комнату инструктажей. Когда мы дошли до двери, я сказал:

– Лес, скрести свои пальцы.

– Да. Быстро дай мне сигарету.

Мы сделали паузу и закурили.

На стене в комнате для инструктажей красная ленточка вела прямо в сердце Рура. Мы подошли ближе и увидели, что целью был Эссен.

– Могло быть хуже, – заметил Лес.

Мы сели за стол, и Лес стал наносить схему курсов на свою карту в меркаторской проекции. Комната для инструктажей начала заполняться. Пришел Диг, посмотрел на карту, обернулся, ища нас взглядом, состроил гримасу и вышел. Его глаза были красными, словно он не спал.

Вошел Никки и вздрогнул, когда увидел, что целью был Эссен. Он подошел к нам:

– Как ты, Майк?

– В порядке. А как дела у тебя?

Он ругнулся и присоединился к своему штурману.

Для основного инструктажа позволили войти остальным членам экипажей.

Офицер разведки начал: «Это будет крупнейший дневной налет стратегических бомбардировщиков из всех, которые когда-либо видел свет».