Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945

Еще одно отношение к выживанию, но, вероятно, менее распространенное, имело место, когда человек, оказавшийся перед перспективой смерти, думал о ней, свыкался с ней и принимал ее до такой степени, что расценивал сам себя уже как мертвеца. Самопроизвольное принятие мысли о том, что каждый уже мертв, в то время как физически он все еще живой, – это нечто очень близкое к философии. В своей «Исповеди» Руссо[169] писал: «Я могу уверенно сказать, что я не начинал жить до тех пор, пока я не увидел самого себя мертвым».

Артур Кестлер написал почти то же, применительно к учению «дзэн»[170], по которому человек, завершивший свое обучение, «продолжает жить энергичной и внешне не изменившейся жизнью, но будет «жить как один из уже умерших», – то есть невозмутимый и безразличный к успехам или неудачам».

Я никогда полностью не достигал состояния «Это никогда не случится со мной» или «Это может случиться со мной», но все более удлинявшиеся периоды времени колебался между ними в промежуточном состоянии «Это очень легко может случиться со мной». Но затем в ходе боевых вылетов я начал жить как один из уже мертвых. Это было ощущение чудесного освобождения.

Вопрос, который начали задавать после войны, звучал так: «Как порядочные люди могли сбрасывать бомбы во время бомбежек со сплошным поражением, зная, что будут убиты невинные женщины и дети?» Одной из причин этого можно было бы назвать чувство «зуб за зуб» или «мотивы отмщения» вместе с ощущением «или мы, или они». Лес кратко сказал об этом: «Война есть война. Они бьют вас, вы наносите ответный удар». Для нашего поколения Ковентри был мощным символом. Этот город бомбили люфтваффе, и в нем погибли мирные жители, в масштабах до настоящего времени неизвестных. И мало того что бомбили Ковентри, но также бомбили и другие города, где, как было очевидно, основными жертвами должны были стать «невинные женщины и дети». Понятие «ковентрейтинг»[171] было изобретено нацистами как стандарт уничтожения гражданских объектов и бомбардировок населения, которые продолжались в течение войны и достигли своего апогея при использовании «Фау-2» и летающих бомб[172], которые наносили удары наугад. Я и не думаю приравнивать бомбардировки со сплошным поражением Гамбурга к бомбежке населения Ковентри; я уверен, что профессиональные историки могут привести много тонких различий между немецкими бомбежками английских городов и британскими бомбардировками немецких городов; все, что я имею в виду, так это то, что, выполняя боевые вылеты, с зенитками, накачивавшими снарядами все небо вокруг, и с подсознательным знанием о британских гражданских жителях, убитых немецкими бомбами, никто совсем не тревожился о жертвах бомбовых ударов со сплошным поражением. Это может показаться черствостью любому, кто физически и эмоционально не был вовлечен в то время, и я первым соглашусь с тем, что из двух заблуждений истина не получится, но я не уверен, что нравственность и мораль – это подходящая среда для споров об ужасах неограниченной войны.

Вместо того чтобы говорить «Это было правильно или неправильно?», что является вопросом, возникшим лишь в современной человеческой цивилизации, я задался бы вопросом, не является ли все это, скрытое под плотным слоем аргументов о военной необходимости, политической целесообразности и религиозной морали, просто «цепью разрушений, выстроенной в соответствии с желанием выжить любой ценой»? Единственный способ выжить, если вы подвергаетесь нападению с чрезвычайной жестокостью, состоит в том, чтобы сопротивляться также с чрезвычайной жестокостью, это просто натура человека, и это было частью его инстинктов с тех времен, когда миллионы лет назад он стал на равных с другими млекопитающими.

Другое объяснение того, как совершенно легко убивать невинных женщин и детей, предлагается Конрадом Лоренцом[173]. В своей книге «Об агрессии» он комментирует тот факт, что человек единственный из всего животного мира изобрел искусственное оружие, тем самым опрокинув врожденное равновесие между разрушительными потенциалами и социальными запретами, которое в других видах предотвращает самоуничтожение этого вида. Он пишет:

«Дальность действия всего стрелкового оружия создает эффект некоего защитного экрана, который подавляет все стимулы, которые могли бы дать толчок к подавлению желания убивать. Глубокие эмоциональные слои нашей личности просто не регистрируют тот факт, что сгибание указательного пальца, производящего тем самым выстрел, разрывает внутренности другого человека. Ни один нормальный человек никогда не ходит на охоту на кроликов ради удовольствия, если необходимость убийства добычи своим природным оружием дает ему полное эмоциональное осознание того, что он фактически сделал.