Воздушная зачистка

В самом городе мне побывать довелось, и впечатление о нем только усилили увиденное с высоты птичьего полета: уходящие в небо минареты; узкие улочки; тысячи глинобитных домишек с крохотными, огороженными каменными дувалами, двориками; торговые ряды бесконечных базаров. Верблюды, ишаки, лошади, повозки. Пыль, назойливые мухи; неприятные резкие запахи, перебивающие ароматы восточной кухни; шум и выкрики торговцев. И десятки тысяч мужчин почти в одинаковой одежде: в пиранах и туммунах — в рубашках и штанах из грубой хлопчатобумажной ткани. Разнообразие касалось лишь головных уборов: чалмы, тюбетейки, цигейковые «пирожки»… Женщин на улицах меньше; их однообразная по покрою одежда все-таки отличается хотя бы расцветкой.

Сочные картины из жизни Кабула, будто, волшебным образом переносят вас лет на пятьсот назад, будоражат воображение, волнуют. Однако, уже через минуту, наткнувшись на запруженную «Тойотами», «Волгами» и «Мерседесами» улицу, понимаешь: на дворе двадцатый век. Просто здесь все смешалось в одну кучу — и средневековье, и современность.

Все, хватит глазеть в иллюминатор. Предпоследний этап марш-броска из Европы в Азию закончен. Самолет качнулся и замер на стоянке, постепенно затихли мощные турбины движков.

Подъем. Я и несколько попутчиков подхватываем сумки и устремляемся вслед за бортинженером экипажа к выходной двери. Дверь бесшумно отходит в сторону, внутрь врывается раскаленный зноем воздух. Щурясь от яркого солнца, спускаемся по короткой лесенке…

И вдруг взгляд выхватывает знакомую улыбку — у трапа Ил-76 стоит отец Ирины — полковник Хромых.

Вот так встреча!

— Ну, здравствуй-здравствуй! Возмужал, окреп, товарищ старший лейтенант, — по-отечески тискает он меня в крепких объятиях и тянет к стоящему невдалеке служебному «уазику» с водителем-афганцем. — Поехали, там супруга моя ждет — уже стол накрыла.

— Виталий Васильевич, я сегодня должен прибыть в Джелалабад, — осторожно напоминаю старинному отцовскому другу.

— Не волнуйся, доложишь о прибытии вовремя, — успокаивает тот. — Я созвонился с командиром вашего полка и предупредил. Вечером из Кабула к вам вылетает «восьмерка», вот с ней тебя и отправим. Годится?

— Конечно! — улыбаясь, сажусь я в УАЗ.

Отпуск продляется на несколько часов.

Автомобиль петляет по пыльным улочкам столицы в сторону квартала, где обитают военные советники. Автотранспорта на дорогах мало, зато море пешеходов, велосипедов, вьючных животных. Иногда встречаются простенькие мотоциклы, грузовики, старые легковушки. Никаких правил дорожного движения — все передвигаются хаотично — как кому вздумается. Наверное, так принято в любом восточном городе.

Виталий Васильевич зажимает коленями автомат водителя, два магазина соединены меж собой этакой улиткой и перемотаны изоляционной лентой. Пистолет самого полковника лежит рядом на сиденье. Так безопаснее и таковы инструкции передвижения по Кабулу.

Хромых оживленно расспрашивает о дочери, о моих родителях, о родном Ровно и о мирной жизни в Советском Союзе… Я спокойно отвечаю на его вопросы, стараясь побольше рассказать именно об Ирине. Все-таки, дочь, родная для него кровинушка…

— Приехали, — докладывает он минут через двадцать.

Выпрыгиваю из машины, беру вещи и окидываю взглядом вполне приличное на фоне скромных домишек пятиэтажное здание советского проекта.

— Да, вот тут и живем, — подталкивает к двери Виталий Васильевич и со значением добавляет: — Между прочим, в соседях у нас не кто-нибудь, а сам Наджибула. Вон окна его квартиры — во втором этаже…

Дверь открывает мама Ирины — приветливая темноволосая женщина. Поцеловав меня (как-никак сын давних и хороших знакомых!), приглашает в зал. В центре большой комнаты уже накрыт стол: отваренные пельмени, парочка салатов, фрукты. И, конечно, запотевшая бутылка русской водки…

Часом позже чета Хромых вдруг вспоминает о сумке, переданной дочерью из Союза. Торжественно открывают «молнию» и начинают изучать содержимое.

— Странно, зачем мне тут еще один свитер? — недоумевает пожилой полковник.

Его супруга удивленно вторит, шелестя плотной упаковочной бумагой:

— Два бокала, будто у нас тут нет посуды. Мои шерстяные носки…

Меня разбирает смех, но я изо всех сил сдерживаюсь и вида не подаю. А между тем, мной только что разгадана невинная уловка девушки. Вероятно, собирая посылочку, она просто хотела, чтобы жених лишний раз повидался с ее родителями — будущими тещей и тестем…

* * *

На стоянке аэродрома, куда зарулила прилетевшая из Кабула «восьмерка», первым встречает Генка Сечко. Обняв меня и взвалив на плечо тяжелую поклажу, шагает рядом по направлению к модулям. И засыпает вопросами: что нового в Союзе? Как дела дома? Чем занимался?..

Опять приходиться рассказывать… Почти то же самое, что и родителям Ирины.

Внезапно Генка тормозит.

— А главную новость знаешь?

— Нет, — недоуменно смотрю на него, — откуда же?

— Серьезно, не в курсе?

— Да говори же, черт — чего жилы тянешь?!

— Ха! Костя, нам же капитанов присвоили! На днях зачитали приказ.