Воздушные разведчики

Глебов резко уменьшил обороты моторов. Это привело к снижению скорости. Следующая серия разрывов несколько удалилась. Летчик до этого вел машину на минимально возможной скорости, идеально выдерживая заданные высоту и курс. Как только огненная стена начала приближаться (зенитчики учли уменьшение скорости полета «петлякова»), Глебов энергично увеличил обороты моторов до максимальных. Пе-2 проскочил сквозь дым от разрывов, и следующая серия снарядов уже взорвалась позади машины.

Так продолжалось около 12 долгих минут полета на боевом курсе. Истребителям прикрытия работы не было. Они отошли в сторону от зоны зенитного огня и набрали высоту побольше. И правильно сделали – истребители должны оградить разведчиков от атак врага.

В конце боевого пути от предельного напряжения Глебов едва не потерял пространственную ориентировку в сплошных разрывах снарядов. Это даже не встревожило его, появилось какое-то безразличие к происходившему вокруг. Из кабины видно было, что в крыльях много пробоин от осколков. Но управление самолетом и двигателями не было повреждено, машина слушалась рулей, моторы работали исправно.

И вот долгожданные слова штурмана:

– Все, командир, аппараты выключены!

Глебов ввел самолет в правый разворот. Вскоре исчезли разрывы зенитных снарядов. «Значит, мы уже над своей территорией», – подумал летчик и осмотрелся: где истребители прикрытия? Четыре Ла-5 уже пристроились к Пе-2. Вторая четверка шла сзади, выше. Все благополучно вернулись на аэродром.

После выхода из кабины Глебов почувствовал такую усталость, что не смог снять парашют. В горле пересохло. Губы распухли – в сложной обстановке воздушного боя летчики нередко кусали их, не замечая этого. С трудом доложил майору Мартьянову о выполнении задания. По выражению его лица Глебов понял: что-то случилось.

– Рано делать выводы, – ответил командир. – Мосиенко пока не вернулся, но это еще ничего не значит.

К ним подошел инженер эскадрильи Григорий Куликов. Он уже осмотрел самолет Глебова, сказал:

– Товарищ майор, посмотрите, на чем экипаж прилетел.

Мартьянов обошел вокруг «пешки», в которой механики насчитали более 100 пробоин. Командир покачал головой:

– Считай, Михаил, что ты в рубашке родился! Несмотря на такие повреждения, к утру «петляков» был готов к вылету. Инженерно-технический состав и на этот раз совершил свой подвиг.

Вскоре в полку стало известно, что экипаж Сергея Мосиенко произвел вынужденную посадку в поле, к счастью на своей территории. Его Пе-2 тоже подвергся мощному зенитному огню, оба мотора вышли из строя. Из-за этого и пришлось садиться на первой же подвернувшейся площадке. Никто из членов экипажа не пострадал.

А вот стрелку-радисту старшине Николаю Антонову из экипажа Петра Шинкарева в самом конце боевого пути осколком снаряда оторвало кисть левой руки.

Задание командования фронта было выполнено полностью и с высоким качеством.

В огне сражений летчики-фронтовики закалились, казалось бы, до предела. Всякий раз, однако, они с болью в сердце воспринимали гибель боевых товарищей. И ничего здесь не поделаешь: на войне, как известно, без жертв не бывает.

Особенно тяжело воспринималась гибель женщин. Права, тысячу раз права Светлана Алексиевич, которая через четыре десятилетия после нашей Победы выразительно нарисовала не женское лицо этой жестокой, кровопролитной войны.

… Осенью 1944 года Михаил Глебов выполнял боевой полет, который даже в деталях своих сохранился в памяти и по сегодняшний день. Задание в общем-то было простое: контрольное фотографирование железнодорожного узла Либава после нанесения но нему удара женским бомбардировочным полком. «Петляков» Глебова шел вслед за тремя девятками таких же Пе-2. В их кабинах находились экипажи женщин. Поскольку Михаил Максимович шел со стороны моря, с превышением километра на полтора, первых двух девяток он четко не видел – одни лишь точки просматривались впереди. Зато третья девятка была перед ним как на ладони, особенно на фоне воды. Пока не стреляли вражеские зенитчики, «пешки» шли в боевом порядке «клин», словно на параде – дистанции и интервалы между самолетами и звеньями выдерживали идеально.

Первой открыла огонь корабельная зенитная артиллерия, когда до берега оставалось еще не менее пяти километров. В небе появились «шапки» – это места разрыва снарядов. Экипажи увеличили дистанции и интервалы между самолетами и звеньями, чтобы снизить эффективность зенитного огня. Но увеличили, пожалуй, больше, чем требовалось. Дело в том, что, когда прекращался зенитный огонь, это означало, что где-то в небе вражеские истребители. Они занимали удобную позицию и начинали свои атаки. Так было и теперь. Бомбардировщикам следовало немедленно собраться в плотный боевой строй, чтобы усилить плотность огня бортового оружия и держать гитлеровских «мессеров» на расстоянии.