Как бы там ни было, а ремонтировать самолет предстояло мне - он был закреплен за моим техническим экипажем.
Этот самолет отличался от обычных "пешек". На нем был установлен дополнительный бензобак. Дальность полета значительно увеличилась, разведчики могли летать глубже в тыл врага. Для оперативной разведки это очень важно. Но дополнительный бак занял место стрелка-радиста, самолет лишился пары зорких глаз. Этот вариант "пешки" назывался Пе-3. Все помнили, что наш первый Батя - Климанов был сбит под Москвой на Пе-3, будучи атакован с хвоста.
Через два дня мы сменили чиркнувший о землю винт, отремонтировали помятую часть крыла, и Вано Гахария был послан комэском облетать Пе-3. Он предложил мне подняться с ним в испытательный полет.
- С огромной радостью! - воскликнул я.
- А хорошо подковал коня? Не подведет двух джигитов?
Выруливая, Вано молчал. Перед взлетом крикнул мне через шлемофон: "Поехали!" А как только взлетели, запел. И пел свои то грустные, то веселые грузинские песни. Пел во время всего испытательного полета. Лишь однажды, когда он бросил машину в крутое пике, на миг прервался и скомандовал: "Сядь на кресло штурмана и крепко держись за спинку моего сиденья. Иначе при выходе из пике полетишь назад, побьешься". Едва я успел выполнить его команду, как меня прижало к сиденью: "пешка" выходила из пике. И снова Гахария затянул песню.
Храбрый человек, мастер воздушной разведки летал легко, с упоением, а на земле в часы досуга веселил нас доброй шуткой. Он в совершенстве владел бомбардировщиком и выполнял боевые задания на "отлично". Однажды, еще в дни обороны Москвы, его экипажу была поставлена задача: в любую погоду вылететь и разведать число фашистских самолетов на аэродромах близ оккупированных тогда Смоленска и Орши. Эти разведданные требовались командованию для нанесения ночного бомбардировочного удара нашей дальней авиацией. Подумав немного, Гахария сказал с лукавой улыбкой:
- Задание я, кажется, уяснил. Но знаешь, дорогой командир, надо изменить время вылета. Разведку произведу в момент обеденного перерыва у фашистов. Я знаю, они педанты, все вернутся на свой аэродром пообедать. Тут-то мы их и сфотографируем...
С доводами Гахария согласились. В ходе полета разведчики поддерживали радиосвязь со штабом полка. Вот принята первая радиограмма: "Перешел линим фронта. Все в норме". Спустя десять минут разведчик передал: "Два истребителя преследуют нас с тыла. Увеличиваю скорость. Иду на цель". После нескольких тревожных минут ожидания радист отстучал: "Проходим аэродром Смоленска. Сфотографировали до 60 самолетов". Затем экипаж сообщил, что изменил курс и приближается к Орше. Теперь надо подождать не менее получаса, когда разведчики передадут: "Задание выполнили, возвращаемся на базу".
Конечно, все эти радиограммы понимали лишь стрелки-радисты да принимающие радиоспециалисты. Их четкая работа обеспечивала полк оперативной информацией. В зависимости от ее характера быстро принимались решения. Иногда объект разведки менялся во время полета.
Гахария любил присутствовать при дешифровке разведфильмов. Ведь он не всегда мог точно рассказать, что удалось сфотографировать с высоты шести-семи тысяч метров. На пленке объекты выглядели микроскопическими. Только глаз фотоспециалиста-дешифровщика мог безошибочно определить, сколько обнаружено вражеских зениток, вагонов, автомашин, самолетов, какого типа и даже в каком состоянии они находятся.
Результаты фотосъемки аэродромов Смоленска и Орши просматривал лично начальник разведки Морозов. Он сравнил их с фотодонесениями трехдневной давности и заметил:
- Фашистской техники стало гораздо меньше. Куда подевались их "юнкерсы"?
- Товарищ начальник, возможно, невзирая на обед, фашисты улетели на бомбежку? - сказал Гахария и предложил:
- Разрешите сделать повторный вылет. Наши ночники-"бомберы" получат свежие разведданные...
Повторный полет разрешили. Гахария попросил "фотиков" зарядить кассету высокочувствительной пленкой. По зиме рано темнело. Когда он снова появился над аэродромом Смоленска, самолетов там оказалось вдвое больше: "юнкерсы", отбомбившись, вернулись на свою базу. Ту же самую картину разведчики обнаружили на аэродроме Орши. И вновь радист отстучал: "Число самолетов увеличилось вдвое". Умело сманеврировав, разведчики ушли от поднявшейся с аэродрома четверки "мессеров" и вернулись домой без особых происшествий. А ночью наши бомбардировщики, имея точные данные о расположении "юнкерсов" на вражеских аэродромах, отменно громили фашистов.
- Послушай, механик, - однажды заговорил Вано. - Мне нравится твой самолет - красивый, как девушка. Не нравится только, что не можешь подвесить мне дюжину бомб.
- Не положено разведчику, товарищ командир. Да и негде - фотоаппарат занял все место.
- А в отсеках мотогондол ведь есть место?
- Есть, но мы заполняем его листовками, обращенными к советским людям на временно оккупированных территориях.
- Выходит, я бумажками фрицев бью. Ты человек или шашлык? Снаряди меня бомбочками. В нашем ауле столько погибло парней. Я за них отомщу!