Воздушные шарики запрещены

Я бреду нога за ногу, потому что мне не хочется ничего упустить из разговора Ольги с молодым человеком, но упускать больше нечего, потому что Торстен тащится восвояси, понурив голову. Да, Торстен, вали под дождь, давай, давай, под дождь.

Я ускоряю шаг и вхожу в клуб, где собрались преподаватели и где меня, я это прекрасно знаю, ожидает тоскливое до зевоты времяпрепровождение, но я помню о том, что скоро снова увижу Ольгу, потому что уже через два часа она придет ко мне как к научному руководителю на первую консультацию.

Я выхожу в коридор

посмотреть, не идет ли Ольга, потому что она должна была появиться еще четверть часа назад. Это никуда не годится. Я возвращаюсь в кабинет и надеваю плащ, поскольку дождь и не думал прекращаться. Поливает вовсю. Когда она через какое-то время придет, меня уже на факультете не будет, и сегодня я уже не вернусь на работу, я не намерен торчать здесь и просиживать штаны как идиот. Поскольку я не из тех людей, которые ждут, и уж точно не из тех, кто будет слоняться из угла в угол, убивая время.

В коридоре раздаются быстрые шаги.

Я сажусь за стол. Делаю сосредоточенное лицо. Плащ. Обнаруживаю, что он все еще на мне. Поспешно стаскиваю его и кладу на стол. Так тоже не очень. Отправляю его на крючок вешалки, где ему и место. Напускаю на себя вид ужасно занятого человека. Не вчитываясь, листаю какие-то бумаги.

Но это не Ольга. Это мой сосед, вечно спортивный и подтянутый Давид. Я прямо ощущаю, как он раздумывает, не сунуть ли голову в мой кабинет и не поздороваться ли, раз уж у меня дверь нараспашку.

Сижу не шелохнувшись. К счастью, он проходит к себе.

Проверяю почту, но от Ольги ничего нет. Зато пришла еженедельная информационная рассылка от факультета, в письме сообщается, что Бритта опять получила грант на свой дискурсивно-аналитический проект по проблемам дидактики. Как такое возможно? Бритта – это просто какой-то комбайн по уборке стипендий и грантов, хотя все, что она делает, сводится к перемалыванию уже перемолотого. Кто-то должен написать о том, насколько все это убого. Я должен написать, вдруг осеняет меня. Я должен стать тем человеком, кто возьмет на себя миссию разоблачить ее и ей подобных, перекормленных грантами, потому что когда я смотрю на все эти диссертации, которые защищаются, книги, которые издаются, отчеты, которые пишутся, то…

Пускай, не твои же деньги, говорю я себе. Тебя это, собственно говоря, не касается, сконцентрируйся на своих делах. На душе становится немного спокойнее.

И помни, что у тебя есть база данных с твоими табличками и знаками. Она-то уж точно чего-то да стоит.

Когда я возвращаюсь домой,

Анника спрашивает, как я смотрю на то, что она пригласила еще Осэ и Лену. Она упоминает об этом как бы между прочим, с такой интонацией, как будто ей самой это не так важно, хотя отчетливо видно, что это не так. Прекрасно смотрю, отвечаю я. И добавляю: твой день рождения, тебе решать, кого ты пригласишь. Поступай, как хочешь.

Мы обсуждаем это на кухне, потому что как раз собирались вместе приготовить что-нибудь на ужин. Но тут у нее звонит телефон. Она бросает взгляд на дисплей, проверяя, от кого звонок, кивает мне и выходит в гостиную.

Ну что ж, не проблема, начну пока готовить без нее. Я наливаю в большую кастрюлю воды из-под крана, ставлю ее на плиту и добавляю соль. Анника в гостиной продолжает разговаривать с кем-то, понизив голос, а я тем временем лезу в высокий кухонный шкаф в поисках тех макарон, которые особенно нравятся нашим девочкам.

Наверное, обсуждают день рождения, говорю я себе, нарезая лук. Потом отрываю помидоры от веточек, на которых они растут, и вообще-то, пока закипает вода, я хотел еще успеть вынести мусор, рассортированный надлежащим образом и ждущий меня под мойкой, но тут замечаю, что Ан-ника стоит перед дверью в спальню. Что она там забыла?

Я хочу спросить ее, с кем она разговаривала и не хочет ли она помочь мне с ужином, как мы договаривались, но она не двигается с места, а потом слегка поводит своим задом в мою сторону, как это делают звери в лесу в период наиболее активного спаривания. Дочки пошли играть на большую детскую площадку, которая находится прямо за нашим садом. В этом смысле трудно выбрать более подходящий момент.

Я подхожу к ней, целую в губы и открываю дверь в спальню.

Меньше чем через минуту ее большой белый зад оголен, а влажная щель приоткрыта.

И пока я делаю это с Анникой, так что треск раздается на весь лес, и вода на кухне наверняка давно уже выкипела, я не могу избавиться от мыслей об Ольге. Сам понимаю, что это глупо, но в таком случае пускай будет глупо, потому что на умное меня уже не хватает.

На следующий день

приходит мейл от Ольги, в котором она извиняется, что не зашла в назначенное время, дескать, не смогла, так получилось. Она ни слова не пишет о том, что именно ей помешало. Зато сообщает, что поразмыслила и решила писать о Киркегоре.