Воздушные шарики запрещены

«Писать о Киркегоре?» А куда канула наша Великая Северная война? Как насчет идеи сделать работу на основе предыдущей, расширив ее?

Я сижу за столом вместе с дочками и завтракаю. Обе сегодня совсем заспанные.

Через тонкую стену ванной комнаты слышно, как Анни-ка принимает душ. Мы прожили в этом доме чуть больше двух месяцев, а мне уже ясно, что, купив его, мы совершили ошибку. Потому что мы купили дом, как будто сделанный из бумаги, современный картонный коробок, где все звуки усиливаются.

Анника выходит из ванной, обернувшись большим серым махровым полотенцем. Она надела купальную шапочку, чтобы не намочить волосы. Говорит, что они становятся на удивление жиденькими, как только она начинает мыть голову чаще трех раз в неделю. Я склонен с ней согласиться.

Я улыбаюсь ей, когда она проходит совсем рядом. Она улыбается мне в ответ. Я целую ее в шею. Она уходит в спальню и закрывает за собой дверь. Кажется, в нашей семейной жизни настали благоприятные времена.

Я уже было собираюсь последовать за ней, чтобы развить тему поцелуев, как вдруг раздается «плим». Пришло еще одно письмо, вслед предыдущему. Оно от Ольги.

Она спрашивает, нельзя ли встретиться со мной двенадцатого числа. Пишет, что ей это было бы крайне удобно. Никак не получится, пишу я первую фразу ответа, поскольку вижу в календаре, что 12-е – это воскресенье, а значит, факультет будет закрыт. Но останавливаюсь на середине фразы, поняв, что воскресенье значит не только это. На факультете никого не будет, вот что значит воскресенье. Мы будем совсем одни в большом здании.

Ничем хорошим это не закончится,

говорю я себе и выглядываю в окно. Ольга как раз пристегивает свой велосипед. Потом снимает сумку с багажника. Открывает ее и что-то ищет. Она не торопится. Убирает прядь волос за ухо. Достает мобильный. Что-то пишет.

За моей спиной раздаются два коротких пищащих сигнала, телефон вибрирует на столе. Да, точно. Мы же договорились, что она пошлет мне эсэмэску, чтобы я спустился и открыл ей дверь. Я торопливо иду по коридору, сбегаю по лестнице, нажимаю на белую квадратную кнопку, приводящую дверь в движение.

Она улыбается мне, и я веду ее в свой кабинет, где она, не дожидаясь приглашения, садится на стул, вообще-то не предназначенный для студентов, приходящих на консультацию, хотя черт с ним, все искупают исходящий от нее слабый аромат каких-то необычных духов и красная джинсовая куртка. Под курткой платье. Тоже красное, и я ничего не имею против этого. Пока она залезает в свою матерчатую сумку, купленную наверняка где-нибудь в книжном магазине «Странд» в Нью-Йорке, я внезапно ловлю себя на мысли: а как все это будет выглядеть в глазах моих коллег, если кто-нибудь из них заглянет ко мне, проходя мимо этим воскресным днем? Ольга кладет блокнот на мой письменный стол, и я решаю, что нельзя же запретить принимать студентов по воскресеньям. Это немного необычно, да, но не более того.

По словам Ольги, она должна признаться, что еще не приступала к своей магистерской, но мы ведь можем обсудить мысли, которые у нее появились по поводу предстоящей работы. Я объясняю, что было бы неплохо, если бы она, как мы изначально и договаривались, прислала мне какие-то пробные фрагменты, чтобы у меня была возможность составить о них мнение.

Она кивает с серьезным видом, и мы обсуждаем, как правильно нужно формулировать тему, это не делается абы как. Рассказав ей, что необходимы новые гипотезы и без них работа в целом запросто может оказаться пресной и пустой, как мы это видим в случае с некоторыми дискурсивно-аналитическими проектами, я перехожу к Сёрену Обю Киркегору.

Не торопясь, останавливаюсь на важных понятиях.

Ольга перебивает меня, говорит, она не вполне уверена, что понимает мои объяснения, в особенности все, что касается необходимости и возможности. Я отвечаю, что да, это далеко не элементарные вещи, но пусть она посмотрит на мир животных, взять хотя бы в качестве примера свинью: та просто бегает туда-сюда, жрет, гадит и размножается без единой мысли о чем-то ином, кроме как быть свиньей. Видишь, это есть необходимость в чистом виде, и все бы ничего, но существует еще и возможность, потому что нас, людей, никто не принуждает жить под диктовку наших инстинктов и рефлексов, ибо мы можем выбрать что-то иное. Это Киркегор в концентрированном виде, основная суть, и как ты, наверное, поняла, Ольга, мы имеем здесь дело с целым рядом идей из Хайдеггера и Сартра, но помни, что именно Киркегор, который есть наше все, был в этом пионером и первопроходцем, и когда человек осознает, что существует ответственность, которую влечет за собой выбор, даже когда он отказывается от выбора, человек чувствует страх. Чувствовать этот страх, скажу я тебе, все равно что заглянуть в черную мергельную яму, когда ты на самом деле ощущаешь, как тебя обжигает и опаляет, и опять обжигает, и ты теряешь сознание…