А известно, что история строительства дома бывает не менее захватывающей, чем канва приключенческого романа. Иногда даже двух романов и пяти приключенческих повестей, вместе взятых.
В Норвегии работа архитектора оказалась наполненной несметным количеством драматичных моментов. Заказчик выпил море крови у проектировщика, Харальд был груб и невежественен во всем, что касалось искусства. Вкуса у него не было никакого, даже ужасного. Что он любил, что он ненавидел, было совершенно непонятно. Он мог говорить с увлечением только о деньгах, а их у него было много. Так много, что они обладали собственной жизнью — они размножались, как какие-нибудь бактерии в комфортных условиях, с космической скоростью!
Элеонора долго воевала и ругалась с заказчиком, а потом… потом они подружились. Это хоть и выглядело странно, зато было закономерно. Все заказчики рано или поздно начинали дружить с мамой. Архитектор победил финансового воротилу и нефтяного магната, такое бывает разве что в сказках. Так что после окончания строительства дома Элеонора стала самым желанным гостем на Хиркенхольме, а Харальд полюбил свой новый дом до такой степени, что день, проведенный вне его стен, считал прожитым зря.
Гостила Элеонора Вудхаус у Харальда подолгу и всегда брала с собой дочь Присциллу. Отдых на острове был замечательный, люди вокруг понимали толк в уединении и тишине. Семейство Люксхольм удочерило девочку, когда ей минуло всего четыре года. Удочерило….
Харальд прилетел в Осло на похороны Элеоноры, скончавшейся в клинике святой Екатерины после сложнейшей полостной операции, и забрал Присциллу в дом, построенный ее матерью. Привязалась ли девочка к своим новым родителям?
Сначала она всей душой полюбила сам прекрасный дом на острове Хирке, полюбила его стены, срубленные из вековых лиственниц, лестницы и переходы, высокий чердак, полный загадочных теней и звуков.
Она любила смотреть из окон дома на конюшню и на ручей, любила в одиночестве гулять по прекрасному парку, в котором никто ничего не сажал, а все росло как бы само по себе. Любила скрип дубовых дверей, предупреждавших всевозможными оттенками своих деревянных голосов о приходе разных людей. Безо всяких шуток! Дверь чуть ли не сама доброжелательно распахивалась перед одним человеком, в то время как перед другим никак не хотела открываться, — то на ней заклинивало замок, то она оседала и начинала жутко скрипеть. Мистика, да и только!
Во время штормов, приходящих с моря, дом казался крепко построенным кораблем, борющимся с яростными волнами. А в ясные зимние дни, в морозные вечера, когда в парке ухали филины и совы, дом представлялся девочке надежной крепостью.
Такие крепости любят рисовать иллюстраторы детских волшебных сказок, прежде всего добрых и мудрых. Эти крепости могут стоять века, и ничего им не делается, в них всегда безопасно и спокойно всем обитателям, всегда звучит детский смех.
Топились могучие печи, пылали камины, дым из высоких труб уходил в голубое небо. Надо сказать, что в жаркие летние дни в комнатах дома всегда было прохладно.
И сны в доме снились всегда хорошие, под тиканье старинных часов, расставленных и развешанных по всем комнатам. Харальд привозил такие часы из заброшенных деревень на далеком Севере, и с любовью возился с ними, восстанавливая механизмы.
Присцилла, — именно так и звали молодую женщину, задвинув потайной ящик стола, еще раз вздохнула. У нее не было подруг, не было друзей, она никогда не выбиралась с острова. Да и нужды особой для таких поездок у нее не было. А большая часть дня уходила на ведение хозяйства.
Она и помогала своей тетке и не видела в этом ничего особенного. Большой дом, большие хлопоты. К Харальду наведывались компаньоны со свитами секретарей, приезжали юристы и технические консультанты.
Кому не было доступа в дом, так это репортерам. Жаль, было бы интересно поболтать с человеком из столицы, с представителем богемы. Ужасный Харальд распорядился поставить у причала пожарный водомет, приказал матросам топить катера с журналистами еще при заходе в гавань.
А когда репортеры оказывались слишком уж настойчивыми, Харальд поднимался на мостик морского буксира, и шел на таран. Дело кончалось позорным бегством репортеров…
Да и в почте, которая приходила на остров, никогда не было толстых глянцевых изданий со светскими сплетнями. Девушке приходилось тайком читать газеты и журналы, выписываемые и привозимые на остров прислугой. Вообще-то Харальд был прав, большим умом сотрудники этих изданий не отличались. Что-то из напечатанного на мелованных страницах казалось ей смешным, что-то просто нелепым, но чаще всего при чтении подобных виршей становилось стыдно за журналистов.
Присциллу тянуло к настоящей литературе. Она полюбила повести и рассказы Кнута Гамсуна, ее даже не раздражало то, что этого же автора очень ценил Харальд…
Приходили на остров также журналы мод, кажется, их присылали лично Присцилле кутюрье самых известных фирм, да что в них толку.