Воздушные змеи

— Я буду приносить еду раз или два в неделю. Потом постараемся переправить тебя через Пиренеи. Я должен поговорить с товарищами.

В воздухе пахло землёй и сыростью. У нас над головой дремала сова. Небо начало светлеть.

Ханс снял свой френч и бросил его на землю. В белой рубашке он не очень отличался от того Ханса, который стоял передо мной в фехтовальном зале Гродека во время нашей дуэли.

— Я обязан тебе жизнью, и я верну её тебе, — сказал он.

— Это она решит, старик.

Так один-единственный раз мы заговорили о Лиле.

В одиннадцать часов я был на своём месте в конторе, не в силах думать ни о чём, кроме событий этой ночи. Всё, что говорила мне Лила, каждое слово, каждая фраза, каждое выражение, без конца отдавалось у меня в голове. «Я добьюсь… я уверена, что если немного довезёт… Знаешь, я имею на Ханса большое влияние… Я всегда хотела совершить что-то великое и страшно важное…»

Господин Жан приоткрыл дверь:

— От генерала фон Тиле звонили, чтобы ему приготовили счёт за месяц…

— Да…

«Верь мне, Людо… Моё имя войдёт в историю…»

Она терпеливо убеждала Ханса, и это было тем более легко, что он с начала военных действий говорил о «спасении чести немецкой армии». А фон Тиле знал, что, если Германия и дальше будет вынуждена вести войну на два фронта, её ждёт поражение. Следовательно, если убрать Гитлера и заключить мир с США и Англией и…

— Счёт номера пятого, — произнёс голос господина Жана.

— Да… сейчас…

— Что с тобой, Людо? Ты болен?

— Нет, ничего…

«Ты ещё будешь мной гордиться… Моё имя войдёт в историю…» Заговор провалился, и Лиле грозит смерть. «Знаешь, я имею на Ханса большое влияние…» Мне нужно переправить их обоих в Испанию. Но как это сделать? Двоих лётчиков, которые прячутся у Бюи, через несколько дней отправят в Баньер; но я даже не знал, где Лила; кроме того, нужно было разрешение Субабера на то, чтобы отправить с ними Ханса, а для Суба хороших немцев не было. Кроме того, мы срочно должны передать в Лондон информацию об этом первом заговоре офицеров вермахта против Гитлера.

Я сидел в растерянности, когда услышал повизгивание. Чонг сидел у моих ног и вилял хвостом, глядя на меня с упрёком. Когда Эстергази обедала в «Прелестном уголке», мне поручалось кормить собачку паштетом. Я вышел из конторы и позвал Люсьена Дюпра.

— Эстергази ещё здесь?

— А что?

— Она забыла собачонку.

— Сейчас посмотрю.

Он вернулся и сообщил, что графиня пьёт кофе. Я зашёл в кухню, взял тарелку с мясом и пошёл кормить собачку. Проходя коридором, я увидел, что у входа остановилась машина фон Тиле. Шофёр открыл дверцу, и генерал вышел. Лицо фон Тиле осунулось, но он был как будто в хорошем настроении и быстро поднялся по ступенькам, ответив на чьё-то приветствие, В то утро Дюпра получил записку, написанную рукой фон Тиле, которую после Освобождения вклеил в свою «Золотую книгу». «Друг Марселен, меня вот-вот переведут в другое место, и сегодня, в пятницу, в четырнадцать часов, я приеду в „Прелестный уголок“ попрощаться».

Для меня его присутствие означало только, что гестапо ещё не знает. Ещё около суток, как он мне сказал, У меня оставалось только несколько часов, чтобы найти Лилу. Но Ханс или фон Тиле наверняка о ней позаботились.

Через несколько минут графиня явилась ко мне в контору. Она взяла собачку на руки:

— Бедный малыш. Я чуть его не забыла.

Она положила передо мной смятый бумажный шарик. Я развернул его. Почерк Лилы. «Мне чуть не удалось. Люблю тебя. Прощай».

Мадам Жюли поднесла к бумажке зажигалку. Кучка пепла.

— Где она?

— Не знаю. Вчера вечером фон Тиле отправил её в Париж. Этот дурак велел отвезти её к ночному двенадцатичасовому на своей собственной машине.

— А эта бумажка…

Она нервничала и теребила перчатки.

— Что «эта бумажка»?

— Как вы её получили?

— Вчера вечером в «Оленьей гостинице» был большой приём. Младший офицерский состав пригласил гражданских служащих и секретарей. Там был весь штаб. На несколько минут появился сам генерал фон Тиле. Твоя малютка много пила и много танцевала. А потом она передала моей дочери записку для тебя. Она смеялась. Это, кажется, любовное письмо. Любовное или не любовное, в наше время я вскрываю все письма. Вот. Тебе везёт, малыш. Если бы она отдала письмо кому-нибудь другому…

— Они… они уже знают?

— Гестапо знает с девяти утра. Мой дружок, стопроцентный ариец с настоящим именем Исидор Лефковиц, предупредил меня в двенадцать. Они ещё не сцапали фон Тиле, потому что не хотят, чтобы распространились слухи. Он победитель Смоленска, понимаешь, — это может наделать шуму. У них приказ отправить его в Берлин со всеми почестями…

— Но генерал здесь…

— Не надолго.

Она нежно прижала мордочку Чонга к своей щеке:

— Ах ты, миленький. Кажется, у твоей мамы сохранились остатки сердца, потому что она начинает делать глупости.

Она посмотрела на меня жёстким взглядом:

— Ты ничем не можешь ей помочь, так что сиди тихо и скажи остальным, чтобы делали то же самое. Дело дерьмовое.

Графиня Эстергази повернулась ко мне спиной и вышла.