Воздушный казак Вердена

После войны медицинские комиссии снова стали строгими. Признанный ограниченно годным к летной службе, я мог бы остаться в авиации инструктором, но невозможность вместе с товарищами пересесть на новые, скоростные реактивные самолеты продиктовала решение уйти из авиации совсем, начать все сначала…

Волею случая я стал радиожурналистом. Новая работа требовала частых полетов, но теперь уже в новом качестве. Было мучительно каждый раз вновь и вновь, молча, «про себя», сопереживать с летчиком, которого я даже не видел, его взлеты и посадки, безотчетным движением «исправлять» крены самолета… Ведь любой шофер, оказавшись в машине на положении пассажира, обязательно «тормозит» вместе с водителем. Рефлекс!

Но шофер-пассажир снова сядет за руль, а я?..

Как-то, возвращаясь из Новосибирска в Москву, я попал на борт корабля, где командиром экипажа оказался мой фронтовой друг.

Вскоре после взлета он позвал меня в кабину и, указав на кресло второго пилота, сказал: — Садись, командир!

Повторять приглашение не пришлось. Второй пилот уступил мне место, я положил руки на штурвал Ил-18 и не снимал их до посадки в Свердловске. Это ничем не угрожало пассажирам: летчик оставался на командирском посту и мог вмешаться в любую секунду. Впрочем, держать самолет на курсе для пилота простое, даже нудное дело. Но для меня это был незабываемо радостный день. Хотелось запеть, как запел когда-то в первом самостоятельном полете…

И все же… «не годен». Хорошо, что все больше и больше втягивался в новое для себя дело. Суматошная, напряженная, очень оперативная работа корреспондента редакции «Последних известий» Всесоюзного радио помогла заглушить тоску по штурвалу. А тут еще приспела фантастически интересная командировка — одним из первых журналистов страны лечу на Северный полюс, чтобы рассказать о работе дрейфующей научной станции «Северный полюс-4», к Евгению Ивановичу Толстикову. Он не знал, что за эту трудную и опасную зимовку получит звание Героя Советского Союза. А я не предполагал, что после этой экспедиции напишу свою первую книгу «Полярные зори». Больше того, знакомство с полярной авиацией вскоре приведет меня к самым истокам ее зарождения — судьба подарит удивительное открытие. И я вновь послужу авиации — своей первой любви.

Ошибка энциклопедии

Весной 1956 года я приехал в Варшаву, чтобы вести репортаж о популярнейшем международном соревновании велосипедистов — гонке Мира. Теперь, когда есть телевидение, можно вообще не выезжать на трассу, а следить за происходящим, сидя у экрана в пресс-центре. Но это для ленивых журналистов. В ту пору было просто необходимо мчаться в автомашине за велосипедистами, наблюдая за ходом борьбы, успевать первым на финиш, где уже ждет микрофон, а потом еще спешить в радиостудию, чтобы передать свой репортаж в Москву.

Когда попадаешь к зарубежным коллегам, то не жди, чтобы тебя без расспросов и дружеского застолья отпустили в отель. Варшава в этом смысле не исключение.

Не знаю уж, как это произошло, но товарищи из польского радио узнали, что я недавно вернулся с Северного полюса, и, естественно, больше всего расспрашивали о жизни на льдине, арктических перелетах.

— Скажите, — спросил редактор русского отдела Станислав Коженевски, — а вам знакома фамилия Нагурский?

— Конечно! Это же русский офицер, если не ошибаюсь, поручик по Адмиралтейству, знаменитый авиатор. Вы о нем спрашиваете?

— Да, да, — оживился Станислав, — именно так. А что еще помните?

— Ну как же, — оживился я, — его считают отцом полярной авиации, ее основоположником, это и в энциклопедии написано. Он же первым в мире летал во льдах… Было это в 1914 году, когда искали пропавшую экспедицию русского мореплавателя Георгия Седова…

— Да-да… — согласно кивает Станислав.

— Потом началась первая мировая война, он сражался на Балтике и погиб в бою. Правильно?

— Погиб? — как-то многозначительно переспросил собеседник. — Вы в этом уверены?..

— Конечно, погиб!

Это я твердо знал: замечательного русского летчика нет в живых, его именем названа у нас одна из полярных станций, откуда в 1954 году действовала высокоширотная экспедиция, доставлявшая грузы к Северному полюсу, в том числе и на станцию, где я зимовал. Правда, о полетах Нагурского, да и о нем самом опубликованных материалов почти нет, я специально интересовался этим. Но самые точные, хотя и краткие, сведения помещены в энциклопедии…

— У вас есть в редакции наша Большая Советская?

— Обязательно, сейчас принесу. — Станислав стремительно вышел из комнаты.

— Вы что, нашли какие-нибудь неизвестные материалы о Нагурском? — спросил я сидевшую рядом сотрудницу русского отдела.

— Право, не знаю, — смутилась она. — К стыду своему, впервые слышу эту фамилию, хотя она и польская…