Воздушный казак Вердена

— Это «антуанетт». Красивые, но плохие аэропланы. Разбили тридцать тысяч франков…» Каменскому повезло — он увидел на аэродроме знаменитейших писателей: А. Франса, Э. Верхарна, Г. Гауптмана, Метерлинка… Все они приезжали, чтобы полетать пассажирами с Анри Фарманом. Получив первоначальные навыки, Каменский возвращается в Россию. Ему нужно тренироваться, чтобы сдать экзамены на звание авиатора. Кто-то посоветовал ехать в Варшаву на завод «Авиата».

Списавшись с Варшавой, Каменский отправляет туда купленный им во Франции «блерио» и трогается в путь.

К тому времени в «Авиате» служили заводскими летчиками Янковский, Лерхе, Кампо-Сципио, Сегно и Славороссов.

«…Среди авиаторов Славороссов самый замечательный… самый талантливый рекордист… Славороссова я выбрал своим учителем — инструктором для подготовки к сдаче трудного экзамена… Вследствие частых воздушных катастроф теперь были выработаны новые, строгие международные правила для авиаторов, и, значит, надо действовать энергично, решительно. Кроме меня, было еще семь начинающих: два офицера и пять поляков.

Здесь, на Мокотовском аэродроме, текла совсем особая, своя воздушная жизнь. Целые дни среди аэропланов.

В глазах — взлетающие аппараты. В ушах — музыка моторов. В носу — запах бензина и отработанного масла. В карманах — изолировочные ленты. В мечтах — будущие полеты.

О возможных катастрофах никто не думал, не говорил. Впрочем, каждый думал, что это его не касается, а только других.

Шутили: «Если ты сегодня собираешься разбиться — дай мне взаймы 50 рублей». При заводской конторе у нас была авиаторская комната, где стояло пианино: в ожидании очередных полетов почти все играли и насвистывали самые легкомысленные мотивы модных оперетт. Славороссов и я были особыми музыкантами циркового стиля: он прекрасно играл на одной струне, натянутой на палку через сигарную коробку, а я — на гармонике, с которой не разлучался. Вообще авиаторы на земле веселились как школьники, но, едва прикасались к аэроплану, наступало перерождение: лица отражали сосредоточенную волю, короткие движения — решимость, скупые спокойные слова — хладнокровную выдержку.

Первое время я тренировался на своем «блерио», но потом по предложению и техническим указаниям Славороссова перешел на австрийский моноплан «таубе»…»

После успешной тренировки пришла пора Каменскому сдавать экзамены. Их принимал только столичный аэроклуб.

Как же проходили эти испытания на право получения международного «Бреве»?

«…И вот настало «тяжелое утро», когда взволновалось сердце мое: надо было показать себя настоящим, профессиональным мастером авиации. Строгая, научная пунктуальность знатока-теоретика Вейгелина известна (он председатель комиссии. — Ю.Г.).

Профессор-экзаменатор под контролем и наблюдением комиссии должен был, сидя на извозчике с сигнальными флажками, давать мне с земли знаки выполнения международных правил. Я поднялся на «таубе» и, глядя с аэроплана на крошечную лошадь с экипажем, начал одну за другой проделывать восьмерки, все время следя за сигналами флажков…

Я исполнил все по совести и хорошо спланировал — прямо к извозчику Вейгелина. И, когда остановился, прежде всего стащил с потной головы авиационную каску и с радостью хватил ею об землю.

Вейгелин пожал мне руку: «Поздравляю со званием международного пилота-авиатора». Поздравляли авиаторы, комиссия, рабочие с нашего завода. Я расцеловал своего учителя Славороссова…»

Это были последние экзамены в школе «Авиаты». Дела фирмы шли все хуже и хуже. Фирма объявила своим служащим, что продает свое дело русскому военному ведомству, школа свертывала работу.

Некто Крумм, числившийся в «Авиате» пилотом, но никогда не летавший, пригласил Славороссова в ресторан для «серьезного разговора». Когда стол был накрыт и они остались одни, Крумм спросил:

— Вы, конечно, слышали о соревнованиях в Вене?

Славороссов не участвовал ни в одном из всероссийских праздников, поэтому мечтал попробовать свои силы в состязаниях авиаторов. Знал, что венский митинг назначен на весну 1912 года, но нужен был свой самолет, запись для участия тоже обусловливалась денежным взносом. А еще — доставка аэроплана в Вену, проезд… Нет, это ему не по плечу. Так он и ответил.

— А если вы приобретете аппарат, а я возьму на себя все остальные расходы: взнос, доставку и прочее?

— На каких условия? Вы же мне их не подарите.

— Призы — пополам. Я в вас верю, Славороссов.

— А если не выиграю ничего? Тогда как?.. Крумм льстиво хохотнул:

— Этого быть не может!.. Я вкладываю деньги в верное дело.

Славороссов был убежден, что готов к борьбе, понимал и чисто коммерческий подход Крумма, прибыль его должна быть много больше расходов. Да и другого выхода нет, денег Славороссову не найти — надо соглашаться.

— По рукам!..

Закончились экзамены, разъехались ученики.

«На Мокотовском аэродроме осталось всего двое: Славороссов и я, — продолжает свои воспоминания Каменский. — Славороссов собирался на заграничные авиационные состязания и поэтому летал — тренировался как дьявол, забираясь под облака.