Читаем Воздушный снайпер полностью

Утром Соколов сообщил Василию, что командир обещал подумать над его просьбой. А через день Голубев получил И-16. Правда, не новый, однако драться с противником над Ладогой он был согласен на любом самолете.

Василий отправился на стоянку, где эскадрильские умельцы ремонтировали потрепанные в боях машины. Техник Иван Богданов старательно "перекраивал" бортовой номер на "33". Летчик спросил, почему не на "13"?

- Мы тут решили, что истребитель с двумя тройками вам больше подойдет, - ответил Богданов. - И разрешение нанести именно такой номер получили.

- Может, и верно, - согласился лейтенант. - Отвоевался мой "тринадцатый" и лежит теперь где-то под Нарвой.

Вместе с техником Василий копался в моторе. И как-то невольно вспомнился родной дом, который находился всего в нескольких километрах от аэродрома. Там жили отец с матерью и две племянницы. Так захотелось увидеть их!

Подошел майор Денисов.

- Дело вперед продвигается? - поинтересовался он.

- Все по плану, - доложил Голубев. - Сейчас новые подвесные баки начнем прилаживать.

Комэск обошел истребитель. Похлопал по крылу и фюзеляжу. Задержался у мотора, проверяя, нет ли люфта в двухлопастном винте, и заключил:

- Хорошая машина, берегите ее. Не подставляйте зря под огонь врага.

- В этом будьте уверены, - ответил Василий.

Он посчитал, что сейчас, пожалуй, наступил самый удобный случай для откровенного разговора с командиром эскадрильи. Тот человек здесь новый и, может быть, не все знает о своих летчиках.

- У меня к вам просьба, товарищ майор,

- Какая же?

- Здесь рядом, в Старой Ладоге, живут мои родители. Разрешите их навестить?

Денисов нахмурился. Глубокие складки кожи собрались над переносицей. Черные глаза строго смотрели на лейтенанта.

- Сейчас не время разъезжать в гости, - пробасил командир. - Идет напряженная боевая работа. А вы - о побывке.

Голубев хотел было ответить, что летать ему пока все равно не на чем. Но Денисов выглядел крайне усталым, и это остановило Василия, Он решил: "Явно не ко времени разговор я затеял". Однако сказал почему-то совсем другое:

- На задания вы меня не посылаете, домой не отпускаете, чем же я провинился?

- Ничем вы не провинились, - примирительно отозвался Денисов. - Но в светлое время суток нельзя отлучаться.

Когда сгустились осенние сумерки, летчик снова обратился к командиру эскадрильи за разрешением съездить к родителям.

- Ладно, валяйте, - согласился, улыбнувшись, Денисов и уже строго добавил: - Но только на одну ночь. Утром, как штык, должны стоять в строю.

<p>Далекое-близкое</p>

- Остановите здесь, - попросил Голубев водителя.

- Мы еще не доехали, товарищ лейтенант.

- Хочу пройтись посмотреть вокруг. Когда еще доведется!

Василий долго стоял и смотрел на родные места. Пробивавшийся сквозь редкие облака бледный свет молодой луны серебрил широкую гладь полноводного Волхова. Река величественно несла свои воды в Ладожское озеро. По ее берегам ютились небольшие, заросшие лесом селения, которые Василий исходил в детстве вдоль и поперек. Отсюда рукой подать и до деревни Каменки, где он родился. Правда, жить долго в ней не пришлось: многодетная крестьянская семья перебралась вскоре в Старую Ладогу. Там и работу было проще найти, и дети могли ходить в школу.

Постояв немного, Василий заторопился в Старую Ладогу. Семь лет назад он ушел отсюда в ряды Красной Армии. И теперь, шагая по знакомой дороге, отмечал, что перемен здесь почти нет. На главной улице по-прежнему стояли две линии кряжистых бревенчатых домов с тесовыми крышами. Те же дощатые тротуары. Особую нарядность сельской улице придавали могучие ветвистые деревья, прочные сосновые скамейки у каждой калитки, квадратные срубы колодцев.

Сердце забилось учащенно - Голубев открыл калитку родного дома. Двор показался ему совсем маленьким, даже тесным. Наверное, потому, что Василий давно привык к небесным просторам, а здесь все выглядело сжатым, было собрано на пятачке. Ступеньки крыльца скрипели, шатались. Видно, очень сдал отец и не в силах следить, чтобы все было ладно в доме.

Василий толкнул дверь. Как всегда, она была не запертой. В тусклом свете керосинки первым он увидел отца, что-то мастерившего. Федор Михеевич оторвался от дела, узнал сына, почти крикнул:

- Мать! Встречай гостя. Василий приехал!

Из кухни выбежала Варвара Николаевна. Она всплеснула руками, припала к Василию. Тут же к дяде прилипли и две не спавшие еще племянницы, сверкая озорными глазами, засыпали вопросами.

- Да оставьте вы его, дайте хоть раздеться, - строго произнес отец.

В низких небольших комнатах мебель стояла так же, как и раньше. Старинная железная кровать родителей с никелированными шариками. Две тахты по углам; на одной из них когда-то спал и Василий с братом. Возле окна стол, покрытый белой скатертью. Фотографии на стене в резных фанерных рамках, часы-ходики. Словом, годы будто пронеслись мимо дома, ничего здесь не изменив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии