Он достал из маленького чемодана полбуханки хлеба, банку сгущенного молока, сахар, какие-то другие продукты, выложил на стол.
— Это же целое богатство! — сразу преобразилась Саша. — Девочки, несите кипяток, будем чай пить.
С тех пор, как их поселили сюда, четыре женщины сдружились. Беженки из оккупированных врагом пригородов Ленинграда, они теперь были бойцами отряда местной противовоздушной обороны. Делились скудным пайком: так все-таки легче переносить голод.
Василий снял реглан. Желтые лучи коптилки упали на прикрепленный к темно-синему кителю новенький орден Красного Знамени. Увидев его, жена еще больше оживилась:
— У тебя награда? Она идет тебе.
— Поздравляем, поздравляем, — хором отозвались другие женщины.
Василий открыл ножом банку сгущенки. Саша нарезала кусочками хлеб. Потом разлила в алюминиевые кружки понемногу молока. Как они ели хлеб! Тонкими пальцами предельно осторожно подносили кусочки к дрожащим губам, непременно подставив вторую ладонь снизу, чтобы ни одна крошка не упала. Затем медленно и очень-очень долго жевали, отчего натягивалась и, казалось Голубеву, вот-вот могла лопнуть похожая на выцветший пергамент кожа впалых щек. Лишь тщательно пережевав и проглотив крохотную порцию, запивали ее мелкими редкими глотками.
— Давайте съедим только часть, — предложила старшая женщина, — остальное — утром, перед дежурством.
Возражений не было. Убрав со стола, женщины стали укладываться спать. За ним остались только Голубевы. На лице Саши появился слабый румянец.
Где-то далеко заухали взрывы.
— Похоже, Петроградку снова обстреливают, — сказала одна из жительниц комнаты.
— Значит, можем спать спокойно, — отозвалась другая и отвернулась к стене.
— Ты надолго? — произнесла вполголоса Саша.
— До утра.
— А потом куда?
— В свою часть.
— Ты должен писать мне чаще и обо всем, — просила жена.
— Я и так пишу обо всем. Только вот письма к тебе не все доходят. Война идет, дорогая.
По минутному молчанию догадался: с его доводами жена согласилась.
— Как питаешься? — спросил Василий.
— Сам видишь, — ответила Саша и, помолчав, добавила: — В конце ноября пятый раз урезали норму выдачи хлеба. Получаем его сто двадцать пять граммов в сутки. Больше — ничего. Зато обстрелами все сыты по горло. Знаешь, что люди говорят: "Глотаем осьмушку хлеба с огнем и кровью пополам".
Не знала тогда жена летчика, что и эта осьмушка выпекалась не из чистой муки. Чтобы хоть как-то растянуть сроки расхода ее донельзя скудных запасов, добавляли всякие примеси — из соевых отрубей, казеина и даже целлюлозы. Затем пошли в ход и мучная сметка с пылью, и кукурузная вытряска из мешков. Словом, все, что было относительно съедобным.
— А воду хоть вдоволь пьете? — спросил Василий.
— Если утром кто-нибудь продолбит лунку на Неве, а мы сумеем выстоять очередь на морозе, полное ведерко запасаем. Воду тоже экономим, даже пожары тушим снегом и льдом.
Они долго разговаривали в ту тревожную ночь. О разном. Мечтали и о послевоенной жизни, семейном счастье. Но путь к этому счастью лежал через годы войны.
Утром Василий сказал:
— Если командование разрешит, постараюсь посадить тебя в уходящий на Большую землю самолет. Поселишься у моих родителей в Старой Ладоге. Договорились?
Саша молча кивнула головой. Наверное, мало верила в такую удачу. Но вида не подала, силилась казаться спокойной.
Время увольнения истекало.
— Ты всегда со мною — вот здесь, — сказал Василий, приложив ладони жены к своей груди, и вышел. — Всегда со мною! — крикнул, удаляясь.
Вскоре они снова встретились. Несколько раз забирал он жену на аэродром. Однако эвакуировать ее не удавалось: транспортные самолеты все время были переполнены. Наконец повезло. Руководивший погрузкой летчик осведомился у Голубева:
— А вещей у нее много?
— Все при ней, — ответил Василий, кивая в сторону одиноко стоявшей с маленьким узелком Саши.
— Тогда пусть садится, — разрешил летчик.
Жена поднялась по стремянке, обернулась в дверном проеме, помахав рукой, и скрылась в огромном фюзеляже ТБ-3. Голубев дождался, пока тяжелая транспортная машина поднялась в воздух и в сопровождении двух истребителей направилась к восточному берегу Ладожского озера. На душе стало легче.
Эскадрильи, где служил Голубев, теперь не существовало. Прибывшие с Ханко летчики влились в состав 13-го истребительного авиаполка Краснознаменного Балтийского флота. Часть обеспечивала действия наземных войск, прикрывала ледовую автомобильную дорогу через Ладожское озеро.