— К друзьям. Мы будем сидеть на террасе, а потом вернёмся на пляж. А почему тебя это волнует?
— Ясно… К друзьям-десятиклассникам. Этот кретин не может жить без дурацких компаний.
— Хватит, — сказала она. — Я от тебя устала.
— Устала? А если я подарю тебе светильник?
— Никогда не видела ничего более безвкусного. Я его выброшу в урну или отдам сторожу на пляже. Ты живёшь в гостинице?
— В гостинице, — погладил он светильник. — Нет, я увезу его с собой…
— Забудь его в номере.
Она посмотрела на часы:
— Мне пора.
Он привёз ей их из Италии, эти красивые японские часы с необыкновенным циферблатом. Первое время она даже спать ложилась с часами на руке. Ночью они тикали и светились.
— До свиданья, — сказал он.
Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы.
— Я живу в гостинице «Центральная», номер триста двадцать один, — сказал он ей в спину.
2
Её друг полулежал в шезлонге. Бородатое лицо излучало в пустоту спокойствие и силу. Он обнял её и притянул к себе.
— Я милую узнаю но походке… — сказал он. — Брр! Какая ты холодная… Ты каталась на айсберге?
— Где остальные? — спросила она.
— Купаются. А я, — он зевнул, — я почему-то заснул…
Она погладила его по плечам.
— А ведь когда-нибудь ты станешь старым-старым… — зашептала она, — и никому не нужным… Или даже не совсем старым, но всё равно никому не нужным…
— Я не успею, — уверенно сказал он. — Я умру в расцвете сил и здоровья.
По террасе прыгали солнечные зайчики. Один из них устроился на его бородатом лице и предательски высветил седой волос.
— Просто совсем даже не нужным… — повторила она. С террасы было видно море. Перегревшееся эа день солнце постреливало в окна красными неяркими лучами. Белый домик великого писателя на холме вдруг стал розовым. Крыши, виноградники, дорога — всё неуловимо менялось перед закатом. И даже она сама и её друг, полулежащий в шезлонге. Она подняла книгу, валявшуюся на полу. «Взгляни на дом свой, ангел!» — прочитала она.
— Почему ты сегодня так странно разговариваешь? — приподнялся он.
— Просто сегодня я решила взглянуть на свой дом, — сказала она.
— Ну и что ты там увидела?
— Человека, с которым мне никогда не было скучно…
— Это намёк?
Она пожала плечами.
3
Он пришёл в гостиницу и повалился на кровать. Материал был собран, оставалось только сесть за письменный стол и изложить его художественно, с выводами и размышлениями, картинами природы и психологическими портретами. А ему вместо этого хотелось пойти в ресторан и налиться…
Он поднял трубку и набрал восьмёрку.
— Как позвонить в Москву? — спросил он.
Ему ответили, и он назвал номер. Потом зажёг светильник. В светлой комнате было сначала незаметно, что он горит. «Не трясти, не наклонять, оберегать от мороза, набок не класть». «А я клал его набок в трамвае, — вспомнил он, и ему стало жалко светильник. — И наклонял тоже, и тряс… Вот только от мороза сберёг — не поставил в холодильник…» Далее в инструкции говорилось: «При включении лампы в сеть через 40–60 минут от тепла, выделяемого электрической лампочкой, воскообразное вещество расплавляется, поднимается вверх, охлаждается и опускается вниз». «Вот и всё, — подумал он. — Я включил лампочку, теперь будем ждать, когда нагреется воскообразное вещество… Теперь этот цветной осьминог мне понятен…»
Телефон зазвонил. Он поднял трубку.
— Алло! Коля! — закричал он. — Ты ещё в редакции? Чёрт, отлично, что я тебя застал! Алло! Ты знал, что она здесь, да? И поэтому послал писать про этого садовода меня? Что? Догадывался… О чём это ты догадывался? Хм… Он каждый год ездит в одно и то же место? Ах вот оно что… Что? Материал? С материалом всё в порядке… Да, как всегда… Слушай, Коля, я всё-таки… Алло! Алло! — он застучал по телефону, но продолжить разговор не удалось.
Он вдруг вспомнил свою запущенную дачу, заросли черноплодной рябины, девушку с белыми волосами и четверостишие, которое всегда декламировал, когда девушка раскачивалась на качелях:
«Правда, иногда она качалась в брюках, — подумал он. — И не было никакого колокола…»
— Эй! — посмотрел он на светильник. — Воскообразное вещество, почему ты так медленно нагреваешься?
4
— Смотрите, дельфин! — закричала она, и все побежали к обрыву.
Они стали прыгать, обнимать друг друга, кричать так, что, наверное, в Турции было слышно.
Дельфин уплыл, кося на людей чёрным, осмысленным взглядом, а люди сели в машину и уехали.
Когда выехали на шоссе, первые капли дождя стали долбить крышу. Проезжая мимо белого домика великого писателя, они увидели, что дождь перекрасил его в серый цвет. Она сидела рядом со своим другом и рассматривала его лицо. «Дельфин… Дельфин… — вдруг вспомнила она того, в кожаном пиджаке и в мятых брюках. — Интересно, он хоть успеет искупаться в море? — подумала она. — Сезон кончается…»
5