Воздыхание окованных. Русская сага

Весной 1910 года Верочка обвенчалась с Константином Николаевичем Подревским. Начало совместной жизни было овеяно романтикой, но довольно скоро через несколько лет еще до революции брак этот начал как-то таять: жизненные интересы и привычки Кости не совпадали с интересами Веры, которая в эти роковые годы жила, тем не менее, очень насыщенно, ярко. К тому же приходилось все время возиться с устройством Костиных дел, а это не так уж радовало Веру. Сама она уже была глубоко погружена в свои литературные занятия.

Вера много успела за период 1912–1918 гг. написать и напечатать: очерки, повесть "Сестра Варенька", сборники рассказов "Марена" и "Вишневая ветка", она ездила в экспедиции по Поволжью по старым хлыстовским скитам, побывала заграницей, три года посещала Г.Е. Распутина, делая при этом подробнейшие дневниковые записи (воспоминания были опубликованы только в 1924 году), встречалась и близко общалась со звездами Серебряного века; живя в Петербурге у Машуры Ненюковой близко соприкасалась с аристократической элитой.

Душа Веры пребыла тем временем, мне кажется, в состоянии опасной, болезненной неопределенности, в каком-то промежуточном, или, как теперь говорят, маргинальном состоянии.

Вот как она сама описывала свои искания и тупики в письмах к Андрею Белому (письма публикуются впервые. Отдел рукописей РГБ. Ф25.15.13. Орфография сохранена, расставлены запятые):

«1916. 19 окт. Глубокоуважаемый Борис Николаевич,

Посылаю Вам мою книгу и очень бы хотела, чтобы у Вас нашлось немного времени для нея и для меня. Когда то Вы тоже были близки тому, чем я хотела бы жить теперь: Ваш Серебряный голубь. Я была бы счастлива увидать Вас и побеседовать с Вами о многом, что мучает меня, что, конечно, не может стать ясным ни мне, ни Вам в полной мере, но, мне кажется, это и не важно. Когда я читала Ваши книги, особенно последнiя, у меня иногда бывало необъяснимое чувство какого то приближающагося откровенiя и казалося мне, что Вами руководит кто то невидимый и непостижимый, но могучiй, тот Мудрый, кто знает о жизни нашей то, чего никогда не узнаем мы.

Если Вы захотите исполнить мое желание и дать мне возможность Вас увидать скажите мне об этом я буду ждать.

До свiдания

Вера Жуковская. Арбат, Глазовскiй пер. 7 кв.10. тел. 302 50»

И еще одно — через несколько дней:

«1916. 23 окт.

Глубокоуважаемый Борис Николаевич,

Я рада была прочитать записку Вашу и узнать из нея, что ВЫ ко мне придете. Я хочу так о многом поговорить с Вами и даже будет, пожалуй, верно, если я скажу, что у Вас я хочу найти возможность понять то, что не хочет мне дать себя. Я говорю возможность, а не уверенность. Потому что в последнее время я кК (Вера Александровна имела манеру в своих рукописях и письмах вот таким образом сокращать слово «как») то совсем не знаю, что же, наконец, правильно, и есть ли это вообще? Они говорят, что вредно то и другое. Нельзя давать мистике овладевать своей душой, губительный яд наркотика, вред непоправимый отвлеченные размышленiя о мiре другом; но, скажите же мне, что правда и что надо? Ведь никто, решительно никто, не знает этаго и почему реальное, равнодушно сытое и покойное существованiе лучше мученiй ищущаго духа? Я всегда думаю о словах Христа: «Грядущаго ко мне не иждену вон» — но пути Он не указал, Он сказал только путь весте, а где Он, это знает Тот, чья сила неколеблена, чей голос неумолкает, и кто в ночи жизни нашей говорит тем, у кого есть уши и кто «умеет видеть» его. Может быть я не знаю, что надо мне, может быть, я никогда не найду пути моего, но я предпочитаю бродить до изнеможенiя дорогами дальными и окольными чем оставаться у стены, защищающей от холода и ветра…

Я очень хочу видеть Вас. Когда можно Вам будет придти ко мне, скажите мне об этом.

Спаси Христос. В.»

Конечно, многое в этих письмах тридцатилетней Верочки меня сегодня поражает и даже немного устрашает… Я понимаю, когда мы, еще не ведавшие православной веры, метались во второй половине XX века от одной мысли к другой в поисках смысла и цели жизни и своей деятельности, в отгадывании тайны предназначения человека, уповали то на художественное творчество, то чуть ли не на социальную борьбу за справедливость, то искали праведных и мудрых понятий о жизни на самых разных философических материках, в социологии, видели для себя спасительную планиду в самоотверженном служении России, возрождении и восстановлении ее национального самосознания, ее исторического поруганного облика… Мы глубоко погружались в русскую культуру и литературу… И уже оттуда, благодаря великому русскому слову начинали постепенно выбираться на правые стези — к Богу, ведь о Нем нам говорил весь тысячелетний путь России, вся стародавняя жизнь наших предков. И только с этого момента мы начинали чувствовать твердую землю под ногами…

Но Верочка… Как могла она оказаться в такой духовной пустоте к тридцати годам?