Вожаки комсомола

— Собирайся, Шура, в дорогу! — И рассказал, что его посылают на станцию Круты председателем местного комитета, в самое пекло, где, говорили, свили себе гнездо бандиты и контра… Нужно наладить на станции работу, укрепить общественный актив, сплотить комсомольцев, передовых рабочих.

— А с квартирой как? — беспокоилась Шура.

— О, приготовили прекрасную!

Прошел почти год, как они поженились.

Эта поездка в переполненном людьми, тесном, прокуренном вагоне, хоть и с опозданием, стала их свадебным путешествием, а устроились они в небольшой комнатке месткома.

Работал на новом месте много. Надо было отстроить разрушенную еще со времен гражданской войны станцию, дать жилье железнодорожникам. А кроме этого, организовать различные кружки, самодеятельность…

Круты была узловой станцией, откуда отходила узкоколейка на Чернигов и Ичню. Актив месткома насчитывал шестьдесят человек. Это опора Бойченко, его помощники во всех делах.

В Крутах вовсю орудовали бывшие петлюровцы, кулачье, спекулянты. Вначале они хотели подкупить нового председателя, а потом стали угрожать.

Случилось это как-то под вечер. Вконец уставший после работы Александр сидел на завалинке. Через перелаз перемахнул какой-то незнакомый человек и, не заметив его, направился к веранде, но, увидев хозяина, пробасил:

— Извиняюсь… Не знаю, где тут у вас вход-выход.

Он провел рукой по бороде, словно для того, чтобы собраться с мыслями, и участливо спросил:

— Устали?.. — Бородач перевел взгляд на стоптанные, запыленные сапоги Александра. — Вижу, много приходится бегать… До осени ваши слабенькие сапожки того… А можно пошить новые. Только скажи, начальник, и как в сказке: пройдет одна ночь, и завтра утром будут стоять у тебя в кабинете. Желтые, со скрипом, какие и положено носить начальнику…

— Со скрипом? Желтые? — серьезно переспросил Бойченко, щуря глаза и повнимательней разглядывая гостя.

Бородач кивнул.

— Не беспокойтесь! — твердо сказал Александр и тут же сурово добавил: — Так и передайте тем, кто вас послал сюда: пусть не беспокоятся! Председатель месткома проходит и в дырявых, а их не спасут и желтые, со скрипом! Воевать будем не на жизнь — на смерть…

— Ну гляди, начальник, довоюешься… — со злостью сквозь зубы процедил бородач.

— Угрожаете? — спокойно сказал Бойченко, вставая. — Теперь все тут будет иначе! Верх возьмут рабочие! Запомните это!..

Тогда мало кто верил, что двадцатилетний юноша сможет изменить положение на станции. И вправду он был моложе многих. Но все его здесь с уважением называли Александром Максимовичем. Вскоре стали проводить раз в неделю политзанятия: их охотно посещали рабочие и служащие, организовали занятия с неграмотными. Руководил ими комсомолец Ваня Радченко.

Для тех, кто уходил в Красную Армию, устраивали в клубе вечера. Торжественно — с песнями и танцами. Но это кое-кому не нравилось, и в один из таких вечеров, когда должен был состояться концерт, кто-то поджег веревку, на которой висел керосиновый фонарь. Фонарь упал, и огромное помещение клуба сгорело. Но Бойченко не отступил: нашли старый барак и сделали из него клуб. В праздники здесь же проводили митинги, часто выезжали с оркестром в села. Мысль об оркестре родилась у Бойченко. Но где раздобыть инструменты? Посоветовались, решили: выменять их на платки, шапки, рукавицы, словом, на всякую одежду. «Оркестрантов» собралось семнадцать человек. Много репетировали и, наконец, сыгрались так хорошо, что о станционном духовом оркестре стало известно по всей округе.

Однажды надо было выступить на комсомольском субботнике. Оркестр был в полном сборе, хоть и один из его музыкантов, Ваня Радченко, чувствовал себя не очень хорошо. Но когда попросил его Александр, он не мог отказаться. Было это осенью, погода стояла дождливая. Музыканты играли весь день, а после этого Ваня слег. Узнав о болезни, Бойченко прибежал к нему. Так навещал он Радченко каждый день и все сокрушался: надо же такой беде быть, если бы его предупредили о болезни, Ивана не брали бы играть. Нашел он для больного нужные лекарства, пригласил врача…

Были в его жизни в Крутах и более тревожные события. Как-то не успели снять деньги в привокзальной кассе. Об этом кто-то предупредил бандитов. Ночью со стороны станции послышалась одиночная ружейная стрельба. К Ивану Радченко прибежал перепуганный станционный дежурный и только крикнул:

— Бандиты!

Радченко вмиг оказался у Бойченко. Они перескочили через высоченный забор — откуда только взялась ловкость — и вбежали в помещение станции. Кассир лежал, связанный, на полу. Но деньги бандиты не успели взять. Услышав стрельбу, они исчезли за вагонами…

Голодный, в обледеневших сапогах, измученный простудной лихорадкой, Бойченко вместе с товарищами входит в кулацкий дом. Мордастая, упревшая от жара хозяйка достает из печи белый ароматный хлеб.

У Александра подкашиваются ноги от теплого, духовитого запаха, плывущего по хате. Он боится упасть и, сдерживая себя, громко произносит:

— Вы знаете, рабочие голодают… Мы пришли к вам за хлебом.