Вожаки (рассказы) (-)

Маленький, с синеватым лицом, Ферруфино появился в конце коридора, ведущего в прогулочный двор. Его коротенькие шажки вперевалку, словно утиные, нарушили тишину, которая внезапно, к моему удивлению, воцарилась. (Дверь учительской открывается, высовывается маленькое смешное лицо: Эстрада хочет пошпионить за нами, видит директора в нескольких шагах, мгновенно убирается, закрывает дверь своей детской ручкой.) Ферруфино стоит напротив нас, пробегает вытаращенными глазами по группам онемевших учеников. Ряды смешались: одни сбежали в туалет, другие в отчаянии окружили прилавок Теобальдо. Хавьер, Райгада, Леон и я стояли неподвижно.

- Не бойтесь, - сказал я, но никто меня не услышал, потому что одновременно со мной директор произнес:

- Дайте звонок, Гайардо.

Снова построились в ряды, на этот раз не спеша. Жара пока еще была терпимой, но мы уже страдали от какой-то сонливости, некоей разновидности скуки.

- Они устали, - пробормотал Хавьер. - Это плохо. - И злобно предупредил: - Не поддавайтесь на разговоры!

Остальные передали его предостережение по рядам.

- Нет, - сказал я. - Подожди. Они рассвирепеют, как звери, лишь только Ферруфино заговорит.

Прошло несколько секунд тишины, подозрительно тяжелой, прежде чем мы один за другим подняли взгляд на этого человечка в сером. Он спокойно стоял, сложив руки на животе, сдвинув ноги.

- Я не хочу знать, кто затеял этот балаган, - произнес он.

Настоящий актер: размеренное, мягкое звучание голоса, почти сердечные слова, монументальная поза - все было тщательно продумано. Должно быть, он тренировался наедине у себя в кабинете.

- Подобные поступки - позор для вас, для школы и для меня. Я был очень терпелив, слышите, слишком терпелив с зачинщиком этих беспорядков, но он переступил черту...

Я или Лу? Огненный язык, жадный и бесконечный, лизал мою спину, горло, щеки, пока глаза всей Средней школы блуждали, отыскивая меня. Смотрел ли на меня Лу? Завидовал ли мне? Смотрели ли на меня койоты? Кто-то сзади дважды похлопал меня ладонью по руке, чтобы подбодрить. Директор долго говорил о Боге, дисциплине и высших духовных ценностях. Он сказал, что двери дирекции всегда открыты, что настоящие смельчаки должны показать свое лицо.

- Показать свое лицо, - повторил он, теперь уже властно, - то есть говорить в глаза, говорить со мной.

- Не будь дураком! - сразу же сказал я. - Не будь дураком!

Но Райгада уже поднял руку и одновременно сделал шаг влево, покидая строй. Удовлетворенная улыбка скользнула по губам Ферруфино и тут же исчезла.

- Слушаю тебя, Райгада... - сказал он.

По мере того как тот говорил, слова придавали ему силы. Он даже один раз драматически вскинул руки. Заверил, что мы не плохие и что мы любим школу и наших учителей; напомнил, что молодежь импульсивна. От имени всех он попросил прощения. Затем начал заикаться, но продолжил:

- Мы просим вас, сеньор директор, вывесить расписание экзаменов, как в прошлые года... - И испуганно смолк.

- Запишите, Гайардо, - сказал Ферруфино. - На следующей неделе учащийся Райгада будет ежедневно заниматься до девяти вечера. - Он сделал паузу. - В кондуите укажите причину: за бунт против педагогических мероприятий.

- Сеньор директор... - Райгада сделался мертвенно-бледным.

- По-моему, справедливо, - прошептал Хавьер. - Вот баран.

II

Луч солнца пробирался ко мне через грязное слуховое окно и ласкал глаза и лоб, наполняя меня спокойствием. Однако сердце билось учащенно и временами замирало. Оставалось полчаса до выхода; нетерпение ребят немного улеглось. Выступят ли они после всего этого?

- Садитесь, Монтес, - сказал учитель Самбрано. - Вы осел.

- Никто не сомневается в этом, - подтвердил Хавьер сбоку от меня. - Он осел.

Дошел ли приказ до всех классов? Я не хотел снова терзаться мрачными предположениями, но постоянно видел Лу в нескольких метрах от своей парты и испытывал тревогу и сомнение, потому что знал, что в сущности решается вопрос не расписания экзаменов и даже не вопрос чести, - речь идет о личной мести. Как пренебречь этой счастливой возможностью напасть на врага, потерявшего бдительность?

- Возьми, - произнес кто-то рядом со мной. - Это от Лу.

"Согласен возглавить командование вместе с тобой и Райгадой". Лу поставил подпись дважды. Между его автографами, как маленькая клякса, стоял выведенный блестящими чернилами знак, который мы все уважали: заглавная буква "К", заключенная в черный кружок*. Я посмотрел на Лу: у него были узкие лоб и губы, миндалевидные глаза, впалые щеки и выдающаяся вперед мощная челюсть. Он серьезно смотрел на меня: возможно, думал, что ситуация требует от него быть миролюбивым.

* Заглавная буква "К", заключенная в черный кружок - так, по-видимому, обозначалась принадлежность к кружку койотов. (Здесь и далее Комментарии К. Корконосенко.)

На той же самой бумажке я ответил: "Вместе с Хавьером". Он прочитал, не меняя выражения лица, и утвердительно кивнул головой.

- Хавьер, - сказал я.

- Я знаю, - ответил он. - Хорошо. Мало ему не покажется.