Читаем Вожаки полностью

И в этих последних словах он не уловил и тени надежды. Некоторое время он смотрел туда, где под величественным сводом фикусовых деревьев исчезла ее хрупкая фигурка. Можно вступать в бой с любым противником, но только не с Рубеном. Он припомнил имена девочек, которых Марта приглашала к себе по воскресеньям. Уже ничего нельзя поделать, он побежден. И снова перед его глазами возникла картина, помогавшая ему прийти в себя всякий раз, когда он терпел поражение: появившись издалека, из черных клубящихся туч, он, Мигель, маршировал во главе колонны кадетов Морской школы,[30] направляясь к воздвигнутым в парке трибунам, а с трибун ему аплодировали солидные господа в цилиндрах и дамы, сверкающие драгоценностями; на аллеях толпился народ, мелькали лица его друзей и врагов; все в восхищении следили за ним, у всех на устах его имя. В синей форме, набросив на плечи просторный плащ, Мигель шагал впереди, глядя куда-то вдаль. Вот он поднял шпагу, салютуя, и повернул голову на пол-оборота: в центре трибуны стояла Флора, улыбалась. А за углом сиротливо приткнулся Рубен; оборванный, жалкий, пристыженный, — бросив на противника быстрый презрительный взгляд, Мигель продолжал маршировать, пока не исчез…

Исчезло и видение, растаяло словно дымок.

Мигель уже стоял у двери своего дома, ненавидя себя, ненавидя все на свете. Войдя, он сразу поднялся в свою комнату и бросился в постель. В легком полумраке, как только прищурил глаза, показалось лицо девочки. «Я люблю тебя, Флора», — сказал он вслух, и тут же выплыла рожа Рубена: нагло выдвинута челюсть, губы вытянуты в злой ухмылке; их щеки были рядом, они все сближались, Рубен искоса поглядывал на него и тянулся губами к губам Флоры.

Он соскочил с постели. Зеркало в шкафу отразило его мертвенно-бледное лицо с темными кругами под глазами. «Нет, Рубен ее не увидит! Этот номер не пройдет, черта с два!»

На авениде Пардо было по-прежнему пустынно. Ускоряя шаг, он дошел до перекрестка. И тут остановился в нерешительности. Ему стало холодно: куртку он забыл в комнате, а рубашка не защищала от ветра, который налетал с моря и бился в густой листве фикусов. Жуткая сцена — Флора и Рубен вместе — придала ему силы, он пошел дальше. Вот и бар возле кинотеатра «Монтекарло» — с порога он увидел всех за столиком, как обычно, в левом заднем углу. Франсиско и Папуас, Тобиас и Зубрила заметили его, с удивлением посмотрели, и тотчас же их лукавые, горевшие от возбуждения глаза обратились к Рубену. У Мигеля победило самообладание: перед мужчинами он не спасует!

— Привет, — бросил он, подходя. — Что новенького?

— Садись. — Зубрила пододвинул стул. — Каким это ветром тебя сюда занесло?

— Целое столетие тебя не видали, — откликнулся Франсиско.

— Да вот, захотелось взглянуть на вас, — сердечно сказал Мигель. — Я знал, что вы здесь. Что вы удивляетесь? Или я уже не гриф?

Он уселся между Папуасом и Тобиасом. Рубен сидел напротив.

— Кунчо! — крикнул Зубрила. — Принеси-ка еще бокал. Да почище!

Кунчо подал бокал, и Зубрила налил пива. Провозгласив традиционный тост: «За грифов!» — Мигель выпил.

— Э! Чуть и бокал не проглотил! — сказал Франсиско. — Сразу залпом.

— Держу пари, что ты торчал сегодня на утренней мессе, — сказал Папуас, жмурясь от удовольствия, как всегда, когда начинал кого-нибудь заводить. Скажешь, нет?

— Ходил, — невозмутимо ответил Мигель. — Ходил, чтобы повидать там одну девочку, только и всего.

Он вызывающе взглянул на Рубена, но тот сделал вид, что это его не касается; постукивая пальцами по столу, он тихонько насвистывал модную мелодию Переса Прадо[31] «Девочка что надо…»

— Браво! — зааплодировал Папуас. — Браво, донжуан! А ну расскажи нам, что это там за девочка…

— Тайна.

— Между грифами нет тайн, — напомнил Тобиас. — Ты уже забыл? Выкладывай, кто она.

— Тебе что за дело, — сказал Мигель.

— Как что за дело? — сказал Тобиас. — Я должен знать, с кем ты водишься, чтобы знать, кто ты.

— Ты пока пей, — сказал Папуас Мигелю. — Один: ноль.

— Что, если я угадаю, кто она? — сказал Франсиско. — А вы не знаете?

— Я знаю, — сказал Тобиас.

— Я тоже, — сказал Папуас, он обернулся к Рубену и с самым невинным видом, как бы между прочим, проронил: — А ты, старик, догадываешься, о ком речь?

— Нет, — холодно сказал Рубен. — И меня это не интересует.

— Прямо-таки костер полыхает в желудке, — сказал Зубрила. — Больше никто не закажет пива?

Папуас красноречиво провел пальцем по горлу.

— I have not money, darling[32] — сказал он.

— Ставлю бутылку, — торжественно взмахнув рукой, объявил Тобиас. — Кто следующий? Надо же погасить костер у этого слюнтяя.

— Кунчо, тащи полдюжины, — заказал Мигель.

Раздались громкие возгласы, радостный смех.

— Ты настоящий гриф, — подтвердил Франсиско.

— Грязный, блохастый, — добавил Папуас. — Да, гриф на все сто!

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги