Немцы знали, что местность кишит шпионами, и действовали очень осторожно. Никому из эсэсовцев, прятавшихся в почтовом вагоне, не разрешили выйти на платформу, чтобы размять затекшие ноги. Но Влатко, которому однажды заказал башмаки сам король, славился необычайной наблюдательностью. И от него не укрылись кое-какие УПУЩЕНИЯ.
Заинтригованный тем, что почтовый вагон на станции НЕ ЗАГРУЖАЛИ, Влатко прислонился к стене и принялся ждать. Его терпение было вознаграждено: дежурный офицер приоткрыл на несколько дюймов раздвижную дверь почтового вагона и выглянул наружу. И прежде чем дверь снова защелкнулась, Влатко удалось разглядеть в свете фонаря, что в вагоне едут люди в немецкой военной форме.
— Через сколько минут отправляется этот поезд? — спросил он железнодорожника.
— Через полчаса, не раньше. А может, и попозже. Нужно залить воды.
— Значит, я еще успею выпить в баре, если он открыт?
— Выпей одну за меня…
Выскользнув из здания вокзала, Влатко вскочил на велосипед, спрятанный в переулке, выехал за город и добрался до фермы, расположенной в уединенном месте. Там он ненадолго задержался, чтобы передать по рации короткое сообщение Хеличу.
Покончив с этим, он пересел на старый мотоцикл и помчался в темноте окольными путями, выбирая проселочные дороги, по которым почти никто не ездил. Поезд еще не появлялся, а Влатко уже вернулся в отряд Хелича, притаившийся на краю обрыва.
Даже на этом этапе войны у партизан была великолепно налажена связь. Немцы напали на Югославию в апреле 1941 года. Два года спустя партизаны уже имели целую сеть связных, которые разъезжали по стране на велосипедах и мотоциклах. У них было много радиопередатчиков, но они пользовались ими только в случае крайней нужды, и в результате немцы не смогли засечь ни одной партизанской рации. Как справедливо заметил Влатко, это все было обыденным делом.
— Но у меня есть и неприятная новость, — поколебавшись, произнес Влатко.
— Какая? — вскинулся Хелич. — Ты же знаешь, я люблю, когда мне сразу докладывают о возникающих трудностях.
— Но мы ничего не можем тут поделать.
— Да скажи ты, ради Бога, что случилось?
— На платформе в Мариборе я видел Пако. Она садилась в поезд. Мне показалось, что с ней был какой-то мужчина…
— Садилась в поезд, который мы поджидаем? Ты думаешь, с ней англичанин?.. Тот, за кого мы должны получить оружие?
— Вероятно, да. Я не мог предупредить ее… рисковать было нельзя.
— Да-да, конечно! Пусть испытает судьбу… — Хелич тоже вдруг замялся в нерешительности. А с ним это бывало ой как редко!
— В каком вагоне она едет? — наконец спросил он.
— Там, где опаснее всего: в головном вагоне. А на крыше топки сидит пулеметчик.
Хелич молчал, предаваясь горестным размышлениям. Пако была его лучшей связной. Она могла отправиться и отправлялась в такое пекло, куда любой мужчина побоялся бы сунуться. Господи, да она только что пробралась со своими людьми в Третий рейх и вернулась целой и невредимой!
— Пако родилась в сорочке, — небрежно молвил Хелич.
— Ты тешишь себя иллюзиями, пытаясь заглушить угрызения совести…
— Да пошел ты знаешь куда? Операция уже подготовлена! — завопил Хелич в порыве бессильного отчаяния.
Ну почему Влатко в самый последний момент преподнес ему этот сюрприз? Лучше бы он ничего не знал до самого конца!
«Да, лучше… но только для меня», — тут же подумал он. Хелич всегда старался быть с собой честным.
— Спустись вниз и скажи ребятам, которые будут заниматься паровозом и топкой, чтобы они больше полагались на автоматы, а гранатами пользовались в последнюю очередь…
— Слишком поздно. Поезд уже идет.
Пако сидела в углу рядом с коридором, лицом к паровозу. Когда поезд пополз вверх по крутому откосу, она закрыла глаза и положила голову Линдсею на плечо. И ему вдруг стало так уютно!
Это было его единственным утешением. В купе битком набились крестьяне, большинство из них сейчас спали. Свободного места не было совершенно: не проход, а лес ног. Линдсей подумал, что в случае чего они с Пако окажутся в выигрышном положении — рядом с дверью.
Он осторожно отогнул манжет, чтобы не разбудить Пако, и посмотрел на часы. Три часа ночи… вернее, десять минут четвертого. В три часа он должен был ее разбудить. Они договорились, что один из них обязательно будет бодрствовать. Линдсей решил дать Пако еще поспать.
— Мошенничаешь, милый? — пробормотала она. — Я видела, сколько времени…
— Спи-спи, я еще свежий как огурчик.
— Лжец, милый лжец. — Пако подавила зевоту. — А где мы? Почему едем так медленно?
— Насколько я понимаю, мы ползем по какому-то ущелью…
— Значит, следующая остановка Зидани Мост, а потом Загреб…
— Ну, раз ты говоришь…
— Линдсей, на тебе так удобно спать…
— Ага, теперь ты так заговорила? Как раз когда мы остались «наедине»…
Пако еще теснее прижалась к нему и поглядела на него сквозь полуопущенные ресницы.
— Линдсей, я, пожалуй, приму твое предложение и посплю еще немножко. Знаешь, что? Ты на меня разлагающе влияешь. Но мне это нравится…