Он говорил сам с собой, размышляя вслух, и при этом усилием воли заставил себя выпрямиться и медленно пошел по палате, стараясь как можно дольше обходиться без трости.
— А как именно мы расстроим планы союзников? — спросил Шмидт.
— Я собираюсь позвонить Борману и заручиться поддержкой фюрера. Мы отдадим приказ тамошнему командиру Люфтваффе, и он пошлет все имеющиеся в его распоряжении самолеты туда, где находится миссия союзников. Мы их забросаем бомбами, устроим им такое пекло, что они рванут — только пятки засверкают, и Линдсей не сможет с ними связаться до нашего приезда.
— И все же я не понимаю, почему Линдсей — такая важная персона…
— Меня поражает его ум. Вспомните, как он удрал из Бергхофа в грузовике с грязным бельем, как он не клюнул на приманку в виде «мерседеса», который поджидал его в то утро… Он нас обвел вокруг пальца, хитрый дьявол! Я думаю, за две недели, проведенные в Волчьем Логове, он успел многое разнюхать. И может, даже понял — с помощью Лундт, — кто в Волчьем Логове шпионит в пользу русских. А уж этому мерзавцу, клянусь Господом Богом, я хочу собственноручно всадить пулю в лоб!
— Далеко же вы замахнулись, — задумчиво протянул Шмидт.
— Я всю жизнь далеко замахивался…
Глава 32
Бригадир Фицрой Маклин был, вероятно, одним из самых отважных и выдающихся героев второй мировой войны; полковник Ягер несомненно одобрил бы такую яркую личность. Бригадир появился на Балканах, когда немецкий офицер выздоравливал в мюнхенском госпитале.
Маклин буквально свалился в «Бурлящий Котел»: однажды ночью он прыгнул с парашютом навстречу сигнальным кострам боснийских партизан, вместе с ним спрыгнули и его товарищи. Маклин получил задание, с которым удачно — справился, установить связь с Тито, но уже вскоре по прибытии ощутил беспощадный натиск немцев.
Его обстреливали с воздуха пулеметами. Его бомбили. Группа, к которой он присоединился, вынуждена была непрестанно менять место расположения, часто удирая из-под носа тяжелой мотопехоты. Благодарить за столь вдохновляющую встречу следовало полковника Ягера.
Через час после того как Вилли Майзель покинул госпитальную палату, полковник позвонил в Волчье Логово Мартину Борману. Разговор шел без обиняков.
— Я собираюсь выйти отсюда через несколько недель и хочу отправиться на поиски подполковника авиации Линдсея, — заявил Ягер.
— Прекрасная мысль, полковник, — елейным голоском проговорил Борман. — Я обещаю вам полную и неограниченную поддержку. Возьмите его живым или мертвым, — мурлыкал рейхслейтер, — я пришлю вам бумагу с моей подписью, она даст вам все полномочия.
— Сейчас мне необходимо узнать номер телефона командующего Люфтваффе в Югославии, а вы должны поддержать меня, чтобы я мог отдать ему соответствующие указания.
— Это несложно.
На другом конце провода возникла заминка. Послышались торопливо переговаривающиеся голоса, затем трубку взял сам фюрер.
— Полковник Ягер! Я желаю, чтобы вы по выздоровлении прибыли сюда, хочу собственноручно наградить вас за выдающиеся подвиги в Курской битве. Если бы у моих генералов была хоть половина вашей храбрости и решимости, мы одержали бы победу, от которой содрогнулся бы весь мир! Что касается Линдсея, то он должен быть доставлен живым и невредимым. Исход всей войны может зависеть от того, удастся ли вам выполнить задание, которое я вам поручаю.
— Я приложу все силы, мой фюрер! — сухо ответил Ягер.
Трубка вернулась к Борману, который уже успел найти нужный телефон и пообещал позвонить командующему авиацией в Югославии.
«Хоть свинья, но действует оперативно», — отметил про себя Ягер.
Закончив разговор, полковник повесил трубку и с циничной усмешкой обернулся к Шмидту, присевшему в ожидании новостей на краешек своей койки.
— Нам больше не о чем волноваться. Борман обещал мне полную и неограниченную поддержку.
— Но как это: взять и сдаться союзникам?
— Та же мысль не дает покоя и мне. В Волчьем Логове творится что-то странное. Перед тем как фюрер взял трубку, я слышал споры. Я уверен, что, кроме Бормана, там были Кейтель и Йодль. Почему они так интересуются Линдсеем?
— Вам приходят на ум мысли о русском шпионе?
— Да. — Ягер, опираясь на трость, прошелся по палате, и в его голосе появились веселые, насмешливые интонации. — Есть еще один нюанс, о котором вам, Шмидт, будет небезынтересно услышать. Гитлер хочет от нас… Я цитирую: «Доставить Линдсея целым и невредимым». Кавычки закрываются.
— С Балкан? О Господи!..
— Да уж… Он может не волноваться. Подполковник авиации Линдсей сейчас, скорее всего, гостит у партизан. А может, уже мертв. Я подозреваю, что слухи, пересказанные Майзелем, не так уж и необоснованны. У меня голова раскалывается… Правда, есть одно обнадеживающее обстоятельство…
— Какое?
— Другой слух — о блондинке, пользующейся таким авторитетом в партизанском отряде и удивительно похожей на экс-баронессу Вертер, с которой я когда-то мечтал оказаться в одной постели… — Он грустно улыбнулся. — Правда, вместо этого я благодаря ей оказался на больничной койке…
— Интересно, а где сейчас обретается Густав Гартман?