Вождь и призрак

— Не знаю. Извините, сэр…

Они шли под палящим солнцем С каким-то странным ощущением — будто они все одновременно потеряли ориентировку.

— Наверное, из-за того, что после замкнутого пространства Боснии мы вдруг оказались на бескрайних просторах Африки, — решил Линдсей. И подумал, что пора выудить у Ридера нужную информацию. Пако и Гартман шли сзади.

— Я ведь старше вас по званию, майор Ридер, — начал Линдсей. — В обычной ситуации мне было бы на это наплевать, но теперь я хочу знать… Куда мы все-таки направляемся? В Каир? В Тунис?

— В Лидду, это в Палестине…

— Что за безумие?! — В голосе Линдсея звучало явное недоверие.

— Мы не могли бы поговорить без свидетелей? Давайте зайдем в здание, если вы не хотите утруждать ноги…

Линдсей извинился перед Пако и Гартманом и пошел к зданию аэропорта. После югославских морозов он тут взмок, пот с него лил ручьями. Отойдя подальше, чтобы их никто не мог подслушать, Линдсей повернулся и в упор поглядел на Ридера.

— Насколько вы информированы? Говорите мне все без утайки! Тут что-то не так. Мы летим не в том направлении. Мне Нужно в Лондон!

— Лондонские самолеты вылетают из «Каира Западного».

— Час от часу не легче! Но зачем тогда сперва везти меня в Лидду?

— Наверное, из соображений безопасности. И потом в Лидде вас ждет один человек, он специально прилетел из Лондона. Так что вас примут по первому разряду.

— Что это за человек?

— Питер Стендиш… — Ридер заколебался. — А, впрочем, вы все равно с ним встретитесь сегодня вечером, так что можно и сказать. Стендиш — это псевдоним. А вообще-то я говорю о Тиме Уэлби.

— Понятно.

Линдсей заковылял вперед по каменистой пустыне. Бенгази совсем не было видно: он ведь расположен за невысоким горным хребтом, на берегу моря. Вокруг были только пустыня, палящее солнце, один домишко, один самолет и бензозаправщик, стоявший рядом с ним. Линдсей услышал, что Ридер пошел вслед за ним… вот он убыстряет шаг, чтобы нагнать его…

— Я дал вам время подумать, — сказал Ридер, — а теперь мне очень хотелось бы узнать: что же все-таки вам не по душе? Тим Уэлби — вполне безобидное существо. Он ни разу ничего не натворил, со всеми ладит…

— О, вы тоже заметили его загадочную особенность?

— Загадочную?..

— А разве вы не замечали, — продолжал на ходу Линдсей, — его самочувствие вдруг резко улучшилось по сравнению с последними месяцами, — что Уэлби из кожи вон лезет, пытаясь сохранить хорошие отношения с «Индусами», и с «Университетскими»?

«Индусами» называли разведчиков, призванных из индийского гражданского управления. Они считались людьми дотошными, приверженцами старых традиций, не терпели никаких перемен и хранили нерушимую верность английской короне.

«Университетские» же были выходцами из Оксфорда и слыли интеллектуалами, которые широко смотрели на вещи. Они представляли другой клан, соперничающий с традиционалистами. Человек принадлежал или к тем, или к другим. Редко кто пытался перекинуть мостик между двумя этими мирами.

— Да, — согласился Ридер, — если подумать, то вы, пожалуй, правы. Но вообще-то это его дело, разве не так?

— И еще… У меня всегда возникало чувство, что он играет… играет роль… И никто не ведает, какой же он на самом деле…

— Но я уже не в силах изменить маршрут. Там все подготовлено.

— Кем?

— Тимом Уэлби, наверное. — Ридер не сумел сдержать раздражения. — Черт, я, как и вы, торчал в этой проклятой Югославии и ничего не знаю. Не цапайтесь с Уэлби, когда мы доберемся до Лидды. Если за вами и охотятся — а я думаю, вас именно это волнует, — то кому придет в голову искать вас в такой дыре, как Лидда?

— Уэлби.

Сев в «дакоту», которой предстояло преодолеть вторую часть пути, Линдсей был удивлен. Он уселся у окна, поскольку ожидал, что Пако сядет с Ридером. Но она молча уселась рядом с Линдсеем и пристегнула ремень.

— Надеюсь, я тебе не надоела? — пробормотала она, когда самолет под управлением нового пилота тронулся с места. — А то я могу и пересесть, тут полно кресел…

— Нет, сиди, пожалуйста. Я просто думал…

— Что я выберу себе в спутники Лена Ридера? Я по твоему лицу вижу, что ты так думал. Неужели ты до сих пор ничего, не понял?

— Я — тугодум, да?

Когда дело касалось женщин, Линдсей всегда робел. Его безумно страшила возможность отказа. Он подбил в Кенте и над Ла-Маншем шесть немецких самолетов, но в кое-каких вопросах был еще совсем юнцом и боялся высунуться из своей скорлупы.

— Да! — тихо, страстно прошептала Пако. — Ты — тугодум, а девушки не любят все решать за мужчин…

— Но ты же сказала…

— Я помню, что сказала тебе в Югославии… но тогда ведь казалось, что у нас нет шансов выбраться оттуда живыми… И потом, я тебе говорила, что не доверяю Ридеру? Это действительно было так! Мне хотелось быть уверенной, что в нашу среду не затесался провокатор.

— Провокатор?