Вождь и призрак

— М-м… — Криста замялась. Англичанин молча ждал. — Вначале сказали, что это был несчастный случай. Мюллер упал с террасы Келштейна, там высота футов четыреста. Это место называют Орлиным Гнездом, фюрер приказал построить Орлиное Гнездо на вершине скалы. Туда надо подниматься на лифте, шахта вырублена прямо в скале…

— Так-так, продолжай! — нетерпеливо воскликнул Линдсей, видя, что Криста умолкла.

— Комендант Мюллер вроде бы поскользнулся на льду и упал, перевалившись через стену, когда был в Орлином Гнезде…

— Но зачем его туда понесло? Тем более в это время года…

— Я никогда не слышала, чтобы он туда ездил. Но затем до нас дошли сплетни, будто бы на самом деле он покончил жизнь самоубийством, а слухи о несчастном случае распускаются, чтобы скрыть этот факт…

— А кого назначили на его место? И кто, кстати, его назначил?

— На место Мюллера назначили полковника Ягера, в его ведении находится здешний отряд СС. — Лицо Кристы помягчело. — Полковник — грубый вояка, профессиональный солдат. Но в глубине души он — человек порядочный. Ну, а кто его назначил… тут всем заправляет Мартин Борман…

— Откуда ты знаешь?

— Я, что, выступаю свидетельницей на суде? А ты меня допрашиваешь? — огрызнулась Криста.

Она села на стул с жесткой спинкой, положила ногу на ногу и принялась разглядывать свои ногти. Линдсей пододвинул к себе такой же стул, поставил его спинкой вперед, сел на него верхом, положил руки на спинку и посмотрел на Кристу в упор. Она вздернула подбородок, демонстративно глядя куда угодно, только не на него.

— Я пытаюсь разобраться в очень запутанной интриге… может быть, даже было совершено убийство, — спокойно объяснил Линдсей. — Поэтому спрашиваю еще раз. ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ?

— Потому что я передавала распоряжение Бормана в Бергхоф, в нем подтверждалось временное назначение Ягера комендантом, — вспыхнула Криста.

— А это распоряжение точно исходило от Бормана? Может, так приказал фюрер?

— Нет, — процедила сквозь зубы Криста. — Он сам добавил слова «таков приказ фюрера». В то время Гитлер еще не вернулся с русского фронта. Он запаздывал, а затем приземлился на другом аэродроме. Что вас еще интересует, господин подполковник?

— Сомневаюсь, что ты располагаешь еще какими-нибудь ценными сведениями, — пренебрежительно заметил Линдсей; он сделал это нарочно, чтобы раззадорить Кристу.

— А ты знаешь, что фюрер стал очень странным с тех пор, как вернулся из России? Ты, конечно, будешь смеяться, если я признаюсь, что мне подсказывает чисто женская интуиция, но…

Линдсей достал пачку сигарет и закурил, пристально глядя на Кристу. Медля с ответом, он сделал несколько глубоких затяжек. Ее лицо пылало гневом.

— Нет, — Наконец сказал Линдсей, — я не буду над тобой смеяться. Ты работаешь его личной секретаршей… ты умная девушка… да-да, я не льщу тебе, а просто констатирую факт. Поэтому я отношусь к твоим подозрениям очень серьезно. Тем более что они совпадают с моими ощущениями, которые никак не увязываются с…

Линдсей старался как можно осторожней подбирать слова.

— Я иногда думаю, — продолжал он, — что если мы стали свидетелями величайшего розыгрыша, который только знала история…

Криста предупредила его взглядом. Она сидела лицом к двери, а он спиной и не видел, что происходит. Линдсей сделал еще пару затяжек. Он не слышал, как дверь открылась, но зато прекрасно слышал, как она закрывалась.

— Как ни приду — вы всегда вместе! В военное время это особенно мило! Я хочу сказать: мило, когда немецкая девушка завязывает дружбу с англичанином…

Знакомый голос принадлежал майору Густаву Гартману, абверовцу.

— «Величайший розыгрыш, который только знала история…» Так вы, по-моему, изволили выразиться? — спросил Гартман. — Будьте любезны, поясните мне, что вы имели в виду, обронив столь интригующую фразу?

Криста уже ушла, и Линдсей остался вдвоем с Гартманом, который сел, раскурил трубку и теперь наблюдал за англичанином, выпуская облачка дыма, который образовал между ними голубую завесу.

— Это официальный допрос? — поинтересовался Линдсей.

— Нет, просто дружеский разговор двух людей, которых свели на короткое время вместе превратности войны.

— Я имел в виду советского шпиона, за которым вы охотитесь, — ответил англичанин и умолк, вынуждая немца дать ему еще несколько секунд на размышление.

— Я вас не вполне понимаю… Не вижу связи между двумя этими вещами.

— Если советский шпион действительно проник в ближайшее окружение фюрера, то это можно назвать величайшим розыгрышем, который только знала история, — ответил Линдсей.

Гартман приминал табак в трубке, неотрывно глядя на англичанина. На мгновение Линдсею показалось, что приоткрылась какая-то завеса, и за внешним дружелюбием следователя мелькнуло нечто совсем другое — безжалостный преследователь, который не привык признавать себя побежденным. Впоследствии Линдсей еще припомнит это свое впечатление.